[ПАУЗА из-за серьезного диспноэ; стерилизация и частичная анестезия глазной орбиты; код для вызова дежурного врача.]

ОТЕЦ: Не перепоручайте меня. Будьте моим колоколом. Недостойная жизнь для всей тебя. Заклинаю. Не умереть в устрашающем молчании. Этот напряженный и чреватый вакуум вокруг. Эта влажная и раскрытая сосущая дыра под тем глазом. Этот ужасный глаз грядет. Такое молчание.

Жила-была мать, которая переживала действительно очень тяжелый период, эмоционально, внутри.

Сколько она себя помнила, тяжелый период она переживала всегда, даже в детстве. Она помнила не так много конкретики по детству, но что могла вспомнить, так это чувства презрения к себе, ужаса и отчаяния, которые, казалось, были с ней всегда.

С объективной точки зрения было бы недостоверно сказать, что в детстве будущую мать загружали каким-нибудь психологическим дерьмом и что отчасти это дерьмо можно назвать плохим обращением родителей. Детство у нее было не такое уж плохое, хоть и не пикник. Все это, хоть и достоверно, не относится к делу.

А дело в том, что с самого раннего возраста, какой она помнила, будущая мать презирала себя. На все в своей жизни она смотрела с опаской, словно любой случай или возможность были каким-то ужасно важным экзаменом, к которому ей мешали подготовиться лень или глупость. Казалось, словно на каждом таком экзамене нужна отличная оценка, чтобы предотвратить какое-то сокрушительное наказание[97]. Она боялась всего и боялась показать, что боится.

Будущая мать отлично понимала, с самого раннего возраста, что это постоянное ужасное давление – внутреннее. Что винить за него некого. Так, она презирала себя еще больше. Она ждала от себя непогрешимого совершенства, и каждый раз, когда не оправдывала своих ожиданий, ее переполняло невыносимое глубокое отчаяние, грозившее расколоть ее, как дешевое зеркало[98].Эти очень высокие ожидания применялись к каждому аспекту жизни будущей матери, особенно к тем, что касались чужого одобрения или неодобрения. Так, в детстве и подростковом возрасте ее считали умной, привлекательной, популярной, впечатляющей; о ней положительно отзывались, ее одобряли. Сверстники, казалось, завидовали ее энергии, драйву, внешности, интеллекту, характеру и безупречной внимательности к потребностям и чувствам других[99];у нее было очень мало близких друзей. В течение подросткового возраста такие авторитетные фигуры, как учителя, работодатели, тренеры, пасторы и студенческие консультанты замечали, что юная будущая мать, «кажется [-залось], предъявляет к себе очень, очень высокие ожидания», и, хотя эти замечания часто произносились с тоном благодушного участия или упрека, в них нельзя было не заметить легкую безошибочную нотку одобрения – независимого, объективного суждения и итогового одобрения авторитетных фигур, – и в любом случае будущая мать чувствовала (на тот момент), что ее одобряют. И чувствовала, что ее замечают: у нее были высокие стандарты. Она с презрением гордилась своей безжалостностью к себе[100].

Достоверно то, что, когда она выросла, будущая мать действительно переживала очень тяжелый внутренний период.