Кавалер поставил ему на спину ногу и спросил:
— Знаешь, за что?
— За бабу эту старую. Паскуду Липке.
— Значит, знаешь.
— Знаю, экселенц, — хрипел Сыч. — Простите. Не знаю, как так произошло, меня эти двое…
— Не ври! Не смей мне врать! — он опять замахнулся палкой, да бить не стал. — Не они тебя подбили, а ты их.
— Да, экселенц, простите.
— Считай, что простил, но если ещё раз меня так подведёшь, на прощение не надейся, сдам тебя родственникам, пускай тебя оскопят и повесят.
— Спасибо, экселенц.
— Убирайся.
Волков откинул в угол палку и лёг на кровать, стал только успокаиваться, да полежать ему не пришлось, в дверь постучали.
— Кто?
— Брюнхвальд, кавалер.
— Входите, Карл.
Брюнхвальд вошёл в комнату, был он при оружии, доспехе и со шлемом в руке.
— Господин кавалер, наша корпорация просит вас быть сейчас у северного выезда из города.
Волков сел на кровати по полному доспеху всё сразу понял:
— Братский суд?
— Братский суд, — кивнул Брюнхвальд.
Когда солдаты Брюнхвальда шли сюда, в Альк, никакого барабана у них Волков не видел, может в обозе везли. Но сейчас барабанщик бил в барабан, когда они с ротмистром приблизились. Волков был в полном доспехе и в шлеме, Брюнхвальд тоже. За ними ехал Максимилиан, вёз штандарт кавалера, он и Ёган были в одежде с гербом и в цветах Волкова.
Барабан забил дробь при их приближении.
Всадники остановились на пригорке.
— Стройся! — орал сержант.
Солдаты строились, а сержант пошёл к всадникам, скользя по грязи. Подойдя, он низко поклонился и заговорил:
— Добрый рыцарь, Иероним Фолькоф, которого все зовут Инквизитором, наша корпорация, что живёт у стены на вашей земле в городе Ланне, просит у вас прощения, за то, что два балована из наших рядов, устроив проказу, взяли силой бабу, без вашего дозволения, чем и подвели вас. Так же и подвели нашего ротмистра. Корпорация наша наказала мне просить вашего прощения. Шкодники будут наказаны, как полагают все воинские корпорации: будут наказаны братским судом. Считаете вы, Иероним Фолькоф, рыцарь по прозвищу Инквизитор, что братского суда будет достаточно для прощения?
Он замолчал, ожидая слов кавалера. Тот выдержал паузу и громко, чтобы все слышали, сказал:
— Считаю.
Сержант повернулся к солдатам:
— Добрые люди, кавалер считает, что братского суда будет достаточно.
Солдаты загудели и застучали оружием о доспехи.
— Стройся в две шеренги, — орал сержант.
Он, было, уже пошёл к солдатам, но Волков его окликнул:
— Сержант!
— Что, господин рыцарь? — он остановился.
— Не усердствуйте, — негромко сказал кавалер.
Сержант молча кивнул и побежал к солдатам.
Барабан бил сигнал «строиться».
Солдаты построились в две шеренги, разошлись на четыре шага и встали лицом к лицу. В руках у них были прутья толщиной в палец.
Два солдата, те, что были помощниками у Сыча, уже скинули рубахи, стояли босые, только в одних портках.
К одному из них подошёл сержант и ещё два солдата, сержант протянул ему небольшую палку, солдат взял её. Потом двое его сослуживцев встали плечом к плечу, провинившийся вздохнул, глянул на всадников и поклонился им.
Волков и Брюнхвальд поклонились в ответ.