– Быстрее, быстрее, – торопит Одри. – Сет в ванной комнате, примыкающей к кухне.

Она протискивается мимо, на ходу берет Джонни за руку и ведет в гостиную. Стопок книг и журналов нет, но ощущение царящего здесь затворничества и безумия нарастает. Пол весь в липких пятнах от пролитых соуса и газировки. На стенах детские рисунки: стрельба, убийства. Они напоминают Джонни о недавно прочитанном романе «Кровавый меридиан».

Уголком глаза он улавливает движение слева от себя, поворачивается с гулко бьющимся сердцем, но видит не целящихся в него ковбоев или мрачных инопланетян, даже не маленького мальчика, бросающегося на него с ножом, а всего лишь пульсирующее мерцание. От телевизора, решает Джонни, хотя звука нет.

– Нет, – шепчет Одри, – туда не ходите.

Она ведет его к дверному проему, расположенному прямо перед ними. Из него на запятнанный кровью ковер падает прямоугольник света. В тех строениях, что появились на месте Тополиной улицы, электричества еще нет, но в этом доме его в достатке.

Теперь Джонни слышит натужные звуки вкупе с тяжелым дыханием. Звуки эти вполне человеческие, их причина более чем понятна: у человека, сидящего на унитазе, расстройство желудка. И несет его по полной программе.

Когда они входят в кухню, Джонни оглядывается, и тут ему приходит в голову мысль, а не заслужили ли обитатели Тополиной улицы то, что с ними произошло? «Одри жила в таком ужасе Бог знает сколько времени, а мы ничего не знали, – думает он. – Мы – ее соседи, мы все послали ей цветы после того, как ее муж сунул в рот дуло ружья и нажал на спусковой крючок. Большинство из нас пошли на похороны (сам Джонни был в то время в Калифорнии, выступал на конференции детских библиотекарей), но мы ничего не знали».

На столе коробки, пустые стаканы, банки из-под газировки. Джонни видит высокий кувшин с остатками шоколадного молока, рядом с ним недоеденный сандвич Тэка. Раковина завалена грязной посудой. За сушилкой лежит пластиковая бутылка с моющей жидкостью, должно быть, купленная еще при жизни Херба Уайлера. У горлышка бутылки застывшее зеленое озерцо. На кухонном столике та же грязная посуда, выдавленный тюбик из-под горчицы, крошки, аэрозольный флакон со взбитыми сливками, две пластиковые бутылки с кетчупом, одна практически пустая, вторая едва начатая, открытые коробки из-под пиццы с валяющимися в них засохшими корками, обертки от печенья, мешок из-под «Доритос», надетый на пустую бутылку пепси, как использованный презерватив. И везде комиксы. По мотивам «Мотокопов 2200». Кукурузные хлопья рассыпаны по обложке, изображающей Касси Стайлз и Охотника Снейка, стоящих по колено в болоте и стреляющих в графиню Лили Марш, которая атакует их на реактивном скутере. В дальнем углу – груда мешков с мусором, ни один не завязан, от них исходит пренеприятный запах. На всех банках улыбающаяся физиономия «Шефа Бойярди». Сковородки на плите измазаны томатным соусом «Шефа». На холодильнике стоит пластмассовая статуэтка Роя Роджерса[57], сидящего на верном Триггере. Джонни без труда догадывается (об этом можно и не спрашивать), что статуэтка подарена Сету его дядей. Возможно, он хранил ее с детства в какой-нибудь коробке на чердаке.