– Здороваться надо! – обернулся Жихарь. Леший ему, конечно, был не подчиненный, но должен же мохноногий к местной власти почтение иметь!

– Здорово, кого не видел! – поправился лесной хозяин. – Только вы это… того… уберите! Оно плохое! Нельзя! Далеко унесите, значит! А то не выйдете из лесу!

– Нас с Яр-Туром один твой собрат тоже водил, – напомнил Жихарь. – Да мы все же вышли…

О том, как пришлось унижаться перед тем Лешим, богатырь умолчал.

Но при этом воспоминании в голове у него что-то произошло, и все, что в богатырской жизни приключилось, все обрывки и осколки воспоминаний сложились в одно целое…

Даже и те воспоминания вернулись, которые забрал в свое время Мироед…

Дымное ущелье…

Полуденная Роса…

Колючая проволока…

– Лесной, а лесной, – сказал он. – А ты, когда человека по лесу кружишь, в любое место можешь его завести или как получится?

Леший выпучил бельма и задумался и думал до тех пор, пока Бедный Монах не догадался угостить его из жбанчика.

– Ну, – сказал он. – Только лучше вдвоем. Я вожу вдоль, а Боровой – поперек. Или наоборот. Я по широте, он по долготе… А эту гадость ты того… из лесу вон!

– Унесу, унесу, – пообещал Жихарь. – Но где же нам взять широту и долготу?

– Достойный Жи Хан, это мое дело, – вмешался Лю Седьмой. – Когда я скучал у входа в ущелье Полуденной Росы, ожидая возвращения своих побратимов, я от нечего делать извлекал из рукава старинную бронзовую астролябию, на лазуритовом основании которой был начертан древними иероглифами девиз «Сама меряет, было бы что мерять». Я тогда собирался писать книгу о нашем путешествии и хотел приложить к ней карту. А своих записей я никогда не выбрасываю…

– Куда это вы собрались, сэр брат? – поднялся Яр-Тур.

– Везде вместе ходи! – сказал Сочиняй.

Лю Седьмой что-то объяснял Лешему, а тот согласно кивал.

– Нет, – сказал Жихарь. – Я пойду один.

– Вы не имеете права, сэр брат…

– Это вы не имеете права оставлять свои царства-государства, – сказал богатырь. – Возвращайтесь по домам. Смотрите за порядком и ждите. Я знаю, что делаю. Яр-Тур, ты мне сейчас не помощник. Ты на смертном рубеже. Сочиняй, без тебя степь разбежится в разные стороны. Без мудрых советов брата Лю император наделает глупостей. А в Многоборье, старый неклюд, нынче только тебя и будут слушаться. Колобка с собой захвати… Если больше не встретимся…

Никто не возразил, признав правоту многоборского князя.

– Ну нет, я с тобой, – сказал Колобок и стал поправлять и потуже затягивать свои постромки на чужой шее.

– Два раза тебе повторять? – сказал Жихарь и собрался было ссадить круглого седока.

– А кто же тебе время в сундучке определять будет? – спросил Гомункул. – К тому же родни у меня нет, плакать некому…

– А Ляля с Долей? Изревутся ведь…

– Я тоже изревусь, если у них озорное детство затянется до бесконечности, – напомнил Колобок. – Невелика я тяжесть.

– Тогда прощаемся, – предложил богатырь.

– «При жизни друг друга жалеть, по смерти друг друга покидать» – в этой древней пословице заключена истина, – сказал Лю Седьмой. – «Жалеть друг друга» не значит только сочувствовать другим. Если человек устал, нужно дать ему отдохнуть, если он голоден, нужно накормить его, если он замерз, нужно согреть его, а если он попал в беду, нужно вызволить его. «Друг друга покидать» не значит не скорбеть о покойном. Но не следует одевать его в парчовые одежды, класть ему в рот жемчуг, приносить ему жертвы и жаловать ему поминальные предметы…