– Нелли Ивановна, разрешите мне поехать на паровозе. – Виктор торопился изложить свою просьбу, видя, как директор недовольно морщится и пытается задать вопрос. – Я на нем уже ездил, когда учился здесь, сам давал пар, гудок, как учил машинист дядя Фрол. Он хочет (Виктор посчитал, что словосочетание «он хочет» звучит убедительнее, чем «он не против»), чтобы я ехал с ним! Ну как?

– А вот так! Спроси его: может, он вместо тебя поедет в вагоне, а ты поведешь состав? Тогда на тебе будет вся ответственность за то, что мы вместо Томска приедем в Хабаровск, или за то, что поезд сойдет с рельсов и мы поедем по шоссе! Нет, дорогой мой кочегар, я тебя увезла из Ленинграда, я тебя и привезу туда. От твоих авантюр у меня пол головы седых волос. Мне можно надеяться, что ты, как все, поедешь в вагоне, или пойти к твоему дяде Фролу и сказать, что я не разрешаю?

– Не надо, – огорчился Стогов, – я поеду, как все, среди мелюзги и горшков.

Он медленно повернулся и пошел к своему вагону.

– Значит, вам досталось от него еще в Ленинграде? – спросила Галина Андреевна.

– Да нет, это так, гипербола. Парень он надежный, толковый, был моим помощником по всем хозяйственным делам. К тому, что я вам о нем рассказывала, можно еще много чего добавить. Но, знаете, все его выходки носили благородный характер – тот же побег на фронт. Ведь он и его друг хотели найти отца своей одноклассницы Эльзы Пожаровой и, представьте себе, нашли его адрес.

Они сели, постелив газету на штабеле шпал, и спокойно беседовали, словно за спиной у них не было массы проблем и забот, от которых ночью часто невозможно было заснуть.

– Скажу откровенно, Нелли Ивановна, мне очень жаль расставаться с вами. Я сожалею, что встречи у нас были редкие и, как правило, короткие. Извините меня, я сейчас убегаю, но к отходу поезда приду с дочкой, она хочет проститься с Виктором, ведь они сидели за одной партой.

– Мы ждем вас! – Растроганная Нелли Ивановна вытирала глаза.

Уже стало заметно темнеть, и к вечеру похолодало. Все устали ждать отправления поезда. Виктор успел сбегать к дежурной по станции, но та сказала, что распоряжения еще нет, и добавила, что, когда понесет жезл машинисту на отправку, предупредит всех в вагонах.

– Теть, а я могу сбегать в центр? Мне надо!

Его беспокоило, что Нина не пришла, несмотря на договоренность.

– Нет, малец, ожидать твоего возвращения я не имею права. Решай сам!

«Все, не придет, а обещала… Наверное, нашла занятие поинтереснее. Ну и наплевать! Подумаешь, одесская селедка! Нет, не селедка – камбала, которая лежит на дне без движения». Разволновавшись, Виктор не замечал, что уже вслух проговаривает в адрес Нины эти обидные слова, пристально глядя при этом в сторону вокзала, откуда могли появиться Овчинниковы.

И когда он уже вконец отчаялся в последний раз увидеть Нину, заметил вдалеке две женские фигуры, быстро идущие по шпалам в сторону поезда. Одна из них, пониже ростом, вдруг побежала, не боясь споткнуться и упасть.

Это была Нина. Виктор рванулся навстречу. Схватившись за руки, они молча пошли к вагонам. Оба от волнения долго не знали, с чего начать разговор.