Я до сих пор уверен, что эту рыбу поймал я, а не случайный Эрнест. Но главным рыбаком там был Лёнечка Дербенев. Он ни дня не мог без рыбалки. У меня ощущение, что, когда зимними вечерами он был вынужден находиться в московской квартире, поплавок на всякий случай плавал в унитазе. Когда Леня приехал в Сортавалу на полностью экипированной рыболовными принадлежностями 21-й «Волге» с вездеходными колесами, мы не были знакомы. Знаком он был с Державиным. Как с рыбаком и русским парнем. Меня он не считал ни тем ни другим и демонстративно общался только с Мишкой. Это продолжалось довольно долго, пока однажды в страшную грозу мы не поехали рыбачить за пять километров в рекомендованное место. Леня был за рулем, Мишка на переднем сиденье, я, как всегда, сзади. На очередном глиняном склизком подъеме Дербенев, несмотря на вездеходную резину, ни с пятой, ни с шестой попытки не смог подняться. Матерясь, он сползал назад. После шестой попытки я – естественно, через Державина, а не напрямую – попросил Дербенева пустить меня за руль, чтобы я мог въехать на вершину. Он презрительно фыркнул, еще пару раз попытался въехать, вышел из машины, хлопнул дверцей и сказал: «Ну пробуй, б…» А я как старый автомобилист знал один секрет преодоления склизких подъемов заднеприводными автомобилями. Сев за руль, я развернулся и задом тихонечко въехал. С тех пор мы были друзьями.

Державин жил в женской диаспоре: мама Ираида – воплощение женственности, красоты, верности, материнства и растворения в своих мужчинах, сестры Анечка и Таня, потом возникающие жены, потом дочка. Все это было нанизано на Мишку.

Всех своих будущих жен Державин приводил мне, и устраивались смотрины. Для этого случая лучше всего подходил мой знаменитый балкон. Так, в присутствии Гердта, Рязанова, Горина и Миронова впервые на балконе появилась Роксана. После испытательного срока, продолжавшегося весь вечер, я, посовещавшись с друзьями, отозвал Державина в сторону и сказал: «Будем брать».