Хуже нет, чем ждать и догонять. Тем более когда и сам не знаешь, чего ты ожидаешь. То ли удастся договориться. То ли тебя уведут в полон. А то и вовсе живота лишат. И тот факт, что ты просто так не дашься и вполне способен дорого продать свою жизнь, успокаивает слабо. Да чего уж там. Вообще не успокаивает.

Конечно, для Михаила и его спутников смерть не является величайшей трагедией. Воин, он ведь не только готов убивать, но по факту уже смирился с тем, что до старости ему не дожить. Умирать, что и говорить, не хочется. Только и к смерти они готовы.

– Сотник, половцы, – указывая себе за спину, выдохнул прибежавший наблюдатель.

Они укрылись за выступом высокого правого берега, в стороне от промежуточного стойбища, одного из куреней орды Белашкана. Возвышался он над рекой метров на сто. Левый берег пологий, и степь просматривается довольно далеко. Если наблюдатели не проспали, то до степняков еще далеко.

– Кочевье или воинский отряд? – поинтересовался он.

– Всадники. Сотни три. Поприщах в семи, вышли из балки.

– Ясно. Гаврила, снимаемся. Будем встречать хозяев.

– Ясно, сотник.

К встрече подошли обстоятельно, но открыто, без сюрпризов. Вообще-то, пограничники дружно усомнились в здравомыслии своего сотника и хотели хоть как-то подстраховаться. Но Михаил не стал никого слушать, решив действовать, как говорится, с открытым забралом. Уж кто-кто, а он рисковал меньше всех.

Ладья замерла на якоре посреди реки. Пограничники в полной боевой готовности на борту. Михаил устроился на берегу в складном кресле и, вооружившись очередными восковыми табличками, опять что-то увлеченно черкал. На этот раз полную бессмыслицу. Нервничает. А то как же. Вот и рисует не пойми что. То звездочки, то стрелочки, то в крестики-нолики поиграет. И ждет, когда на берегу появятся первые всадники.

И те наконец пожаловали. С криками, гиканьем, потрясая оружием и вздыбливая лошадей. Однако в атаку не спешат. И причина вовсе не в том, что воины в ладье готовы пустить стрелы. На шесте рядом со спокойно сидящим воином висит кусок белой овечьей шкуры. Знак мирных намерений.

– Кто ты? – не слезая с седла, поинтересовался подъехавший всадник.

– Сотник Переяславского княжества Михаил Романов, – поднимаясь и убирая таблички в свою полевую сумку, представился парень.

– Ты врешь. Я помню тебя, – подбоченясь, обличительно произнес половец. – Ты служишь императору Царьграда.

Ну вот так все в этом необъятном и тесном мире. Разумеется, и Михаил помнил его. Он вообще ничего не забывает. При желании может вспомнить даже травинку, которую видел ровно год назад и именно в эту самую секунду. Не видел он тогда траву. Потому что в тот самый момент находился в мастерской и работал за токарным станком. О, к-как он может!

И всадника этого он помнил. Потому как выкупал у него пленников. Хан Теракопа. Теперь-то Михаил в курсе, что это куренной, то есть глава куреня или рода. Ох, что-то неспроста, похоже, у казаков разные там куренные да кошевые атаманы. Не иначе как корни идут аж отсюда.

– И я тебя помню, Теракопа. И ты тогда тоже был на службе у императора Никифора. Но я ведь не называю тебя вруном.