Может, ей просто почудилось? Но убедить себя в этом не получилось. Когда спина затекла от сидения на жестком полу, Римма Ринатовна, стараясь двигаться как можно тише, сняла с крючка махровый халат и все полотенца, постелила их на коврик возле ванной и улеглась, сначала опустившись на четвереньки. Поясница и колени ответили протестующей болью, и она подумала, как мало помогли ей ежедневные усердные занятия физкультурой. В тот момент Римма Ринатовна впервые показалась себе больной, измученной старухой.
Так она и провела остаток ночи: скорчившись на полу, словно бездомная дворняга, дрожа от холода и страха, ворочаясь с боку на бок, кутаясь в полотенца и прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. Одно было хорошо – в ванной ярко горел свет, и потому не осталось темных углов.
Выйти из ванны она не решалась, потому что часов не было, и Римма Ринатовна понятия не имела, что сейчас – ночь или уже утро. Как ни уговаривала она себя выглянуть осторожно за дверь и проверить, что да как («Кто бы ни приходил, он, скорее всего, уже ушел, а иначе почему не дает о себе знать, не пытается ворваться сюда?»), побороть страх не могла. Тот, кто сидел в кресле, запросто мог караулить возле ванной, терпеливо поджидая, когда она высунет голову, чтобы наброситься на нее.
Безмолвный, беспощадный призрак. Жестокое ночное чудовище.
Она решилась покинуть свою берлогу, только когда услышала в коридоре шаги брата. Роберт тихонько покашливал, закрывая дверь в свою спальню, а потом двинулся к лестнице. Она видела внутренним взором, как он, ссутулив худую спину, зажав под мышкой неизменную книгу или журнал, трусит по коридору, и ей стоило больших усилий сдержаться и не завопить: «Помоги мне, вытащи меня отсюда!» Лишь ясное понимание того, что наступило утро, тьма рассеялась, помогло Римме Ринатовне взять себя в руки и окончательно поверить: сейчас ее комната пуста. Она снова в безопасности.
Кряхтя и постанывая, она неловко поднялась на ноги. Встретившись с собой взглядом в зеркале, Римма Ринатовна могла бы ужаснуться, будь у нее на это силы. На нее смотрела перепуганная, исстрадавшаяся старуха с ввалившимися глазами. Щеки обвисли, нос выдался вперед, как у покойницы. Волосы спутались, и даже морщин стало больше – хотя куда уж больше? Их всегда было много.
Час спустя, спускаясь в столовую, она уже выглядела вполне нормально, как обычно. Никто не должен заметить, что с ней творится что-то неладное. «Не дождутся!» – думала она по привычке. Римма Ринатовна всегда так или примерно так думала о своих родных, но только сегодня утром ее по-настоящему ужаснула мысль, что ей некому пожаловаться, рассказать о своих страхах. Не к кому обратиться за помощью. Она одна, совершенно одна.
Но, как бы то ни было, этого не изменишь. Женщина, которая провела бессонную ночь в собственной ванной, вышла в столовую, где уже собрались все остальные, уверенной и твердой походкой. И прическа у нее была в порядке, в отличие от встрепанного вороньего гнезда Розы. И домашний костюм безупречен, не то что вытянутая кофта Роберта. Только Румия-Регина могла бы соперничать с нею в самообладании и аккуратности, и Римма Ринатовна снова ощутила порыв желания поделиться с племянницей своими страхами. Наверняка бы она посоветовала что-то, успокоила, сумела поддержать – вон какая рассудительная, спокойная…