– Что случилось, старшина?

– А пёс его знает, вашбродь! Вроде, котёл взорвался. Кто был абы в кочегарках – всех перекалечило да обварило, а я вот вас через анбразуру выволок на свет божий. А то бы потопли, вашбродие!

– Спасибо тебе, братец. Останусь жив – не забуду.

– Да чего там, вашбродь! Все под Богом ходим…

Серёжа завертел головой. Ничего не видать – пар, дым, плавающие обломки, между ними мячиками прыгают в волнах человеческие головы.

– А чилийцы?

– Тоже потопли. Да вы потерпите, вашбродь, скоро всё узнаете. Вон, шлюпка подходит, сейчас нас подберут. Эй, черти нерусские, здесь мы, здесь! – заорал он, по пояс высовываясь из воды и размахивая рукой.

Серёжу замутило – похоже, удар по голове не прошёл даром. Сквозь туман он слышал шлепки вёсел, испанские голоса, радостную матерщину, которой старшина встретил спасителей. Крепкие руки подхватили его, вытащили из воды, бесцеремонно, словно куль с мукой, перевалили через планширь. Рёбра хрустнули, острая боль пронзила бок – и он снова провалился в беспамятство.

– Что, командора Ривероса нашли?

– Никак нет, вашсокобро… виноват, вашсокопревосходитство! Говорят, убило его осколком в самом начале боя.

Повалишин усмехнулся. Старшина, один из тех, кто вызвался с ним в эту южноамериканскую авантюру, никак не мог привыкнуть, что командир теперь не скромный капитан второго ранга, а полный адмирал.

Впрочем, на таких орлов грех обижаться.

– Обшарьте ещё раз «Кохрейн». Тело-то должно было куда-то деться?

– Так уж искали! Только всё понапрасну – на палубе всё в огне, сущее пекло!

– Тушить. – коротко распорядился Иван Фёдорович.

– Тушим, вашсокопревосходитство, да только рук не хватает, а пленные чилийцы, не шибко-то рвутся помогать.

– А в рыло пробовали?

– Тем и спасаемся. Которые особо упрямые – посулили, что покидаем за борт. Подействовало.

Повалишин навёл трубу на «Бланко Энкалада» Там дела были плохи: чилийский броненосец лежит на боку, а от «Лоа» на поверхности видна только крыша каземата, и по ней гуляют волны. «Манко Капак» и «Атауальпа» уже подошли, спустили шлюпки и вылавливают из воды людей, снимают обречённых кораблей команды.

…вырвавшийся вперёд «Лоа» на всех своих одиннадцати узлах ударил в борт «Бланко Энкалада», и тут же корму броненосного тарана разворотил взрыв. «Паровой котёл, – понял Повалишин, – то ли не выдержал страшного перенапряжения и сотрясения при таране, то ли чилийцы напоследок ухитрились всадить в машинное отделение тот самый «золотой снаряд», разом покончивший с ветхим перуанским ветераном. Но и чилийскому броненосцу хватило с лихвой: кустарный таран «Лоа» оставил в его борту пробоину шириной с ворота амбара. Он сразу осел и накренился, а подошедшие мониторы стали с дистанции в половину кабельтова заколачивать в гибнущего левиафана бомбу за бомбой.

Здесь всё было кончено, и Повалишин скомандовал ворочать влево, обходя место схватки по дуге. Он собрался, было, атаковать «Адмиранте Кохрейн», но увидав, что на его корме полощется белый флаг, приказал сбросить ход и на трёх узлах подвёл «Манко Капак» к борту броненосца. Русская эскадра прекратила огонь и дымила в отдалении, и Повалишин приказал поднять флажный сигнал: «Веду спасательные работы». Избитый, осевший в воду по самые пушечные порты, пылающий от носа до кормы «Кохрейн» зацепили на буксир и поволокли к берегу. Пока броненосец не затонул, его следовало оттащить на мелководье – перуанцам пригодится и такой трофей, учитывая плачевное состояние их собственного флота.