Собственно, для того, чтобы отсеять чересчур нервных и нежных, тренинги и ввели. Потому что натренировать человека на спокойное восприятие ужасов войны – невозможно.
В чем я вновь убедился, обследуя влажные, тяжелые ошметки формы и покореженные знаки различия в том проклятом, зачищенном осназом помещении.
Два левых мичманских погона, одно удостоверение личности с фотографией смуглого дема в белой пилотке медслужбы (большая часть фото обуглилась – в частности, погоны) и нагрудный знак комендора-снайпера. Вам это о чем-нибудь говорит?
А меня заставило петь, плясать и веселиться.
Риши Ар – капитан. А не мичман.
Риши Ар – кто угодно, только не офицер медслужбы. Потому что когда я видел ее на дисплее, пилотка на ней была синяя.
Риши Ар – кто угодно, только не комендор-снайпер. Ни один командир корабля, ни при каких обстоятельствах не отпустит хорошего комендора (да еще в чине капитана!) командовать призовой партией. Это все равно что наладчика электронных контуров отправить жокеем на Северное Дерби.
Я пел и веселился, конечно, с поправкой на обстоятельства. Пробурчав «жизнь продолжается», я сплюнул, высморкался, стер пот со лба и поспешил дальше – к ступенькам, ведущим непосредственно на ходовой мостик.
Правда, перед этим я достал полученный от Свасьяна пистолет и снял его с предохранителя. Случаи-то разные бывают.
Ступеньки упирались в дверь. Могучую, капитальную дверь – не то что искореженные подрывниками осназа аварийные переборки.
Перед этой дверью, наглухо задраенной изнутри, даже осназ оказался бессилен. Три окурка на площадке свидетельствовали о коротком совещании, после которого бойцы, пару раз саданув в дверь для острастки из импульсного огнемета, убрались восвояси.
Переговорное устройство на комингсе между тем с виду было в порядке – только закоптилось немного.
Я нажал на оплавленную кнопку и громко сказал:
– Риши! Это Саша Пушкин. Ты там?
Молчание.
– Я знаю: ты в ходовой рубке! Когда ты зачитывала мне права военнопленного, за твоей спиной я видел Астропарсер! Ты должна быть здесь!
Молчание.
– Риши, если ты меня слышишь – открой, пожалуйста. Если не слышишь: умоляю, услышь!
– Александр? Ты… один?
Это был ее голос!
– Да! Один! Совершенно! Наши уже эвакуируют яхту! Рядом со мной никого нет! Абсолютно! Открой, Ириша!
– Не кричи, я слышу. Ты пришел… с оружием?
– У меня есть пистолет, врать не буду. Но я уже ставлю его на предохранитель. И прячу в карман.
Что я и проделал. Была у меня надежда, что за подступами к ходовой рубке следит скрытая камера. И Риши, если ей ума достанет, сможет сейчас увидеть мой миролюбивый жест на дисплеях внутреннего слежения.
– Ты не боишься, что я тебя убью?
– Как я могу бояться?! Чего теперь-то бояться? – Я нервно хохотнул. – Если ты меня уже один раз сегодня спасла, зачем же тебе меня убивать сейчас?
«Жу-жу-жу», – ответили за Иришу сервоприводы. Дверь убралась в стенную полость. Я переступил через комингс, озираясь.
Риши я заметил не сразу. Ходовой мостик – помещение немаленькое. Особенно на таких вот крейсерских яхтах, где конструкторы не боролись за минимизацию объемов. Зачем бороться, если у заказчика кошелек безразмерный? А мы вот еще фонтан здесь устроим! В полтора человеческих роста! А здесь – выгородку для отдыха второй летной смены!