Вот и сейчас, скользя по накатанной лыжне, он смотрел себе под ноги, а видел желтые Иннины лыжи с черной каймой. Он снял шапку и подставил лицо ветру.

Двое людей с лыжами на плечах двигались по льду берега. Зеленин стоял в тени, а эти двое шли по кромке золотого сияния и отбрасывали длинные тени. Это молодые люди: они идут легко. Это веселые люди: один хлопнул другого по спине, тот на мгновение присел, будто корчась от смеха. Это не местные люди: слишком «мастерский» у них вид (узкие брюки, кепки с длинными козырьками, канадки). Это… Зеленин испустил вопль, подбросил высоко вверх малахай, не поймал его и помчался вперед.

…Карпов встал, поправил воображаемый галстук, одернул воображаемый фрак, щелчком сбил с плеча пылинку и произнес спич:

— Дорогие сэры! Ты, высокочтимый наш хозяин Алехандро Круглогорский, и ты, Алеша Попович, солнце Частой Пилы и гроза амбарных вредителей, и я, ваш скромный слуга, благороднейший из благородных, храбрейший из храбрых, именуемый в народе Владиславом Безупречным! Заткнись, Леха! Сейчас я предлагаю вам проявить самопожертвование и героизм и отвлечь свои алчные взоры от этого исторического стола, заваленного окороками, омарами и кильками, заставленного бургундским и кахетинским. Я предлагаю вам, сэры, устремить свои взгляды в прошлое, а равно и в будущее, дабы… Дашь ты договорить, плебей, или нет?

— Заткни фонтан! — угрожающе проворчал Максимов.

— Ребята, выпьем за дружбу, — тихо сказал Зеленин и встал.

— Виват! — закричали все разом, и каждый подумал, как хорошо, что Сашка пришел на выручку и без дымовой завесы шутовства сказал то, о чем думал каждый.

…Зеленин тихо рассказывал Максимову о своей жизни. Карпов вышел на улицу «прохладиться».

— …Ты был прав в одном, Лешка, — говорил Александр, — нужно жить в полную силу, выжимать максимальное число оборотов. Но главное в том, куда направить свою энергию. Не скажу, что для меня уже все ясно, но я понял, что всегда буду жить среди людей и для людей. Эти месяцы были для меня вроде эксперимента. Ты смеешься?

— Нет, — ответил Алексей.

— Понимаешь, я грущу сейчас, тоскую по Инне, но временами вздрагиваю, как в ознобе, от ощущения счастья. Не могу объяснить тебе. Тебе это особенно трудно объяснить. Ты, наверное, снова начнешь издеваться над шелухой высоких слов. А другими словами я не могу этого передать.

— Напрасно ты думаешь, что я буду смеяться. Я тоже экспериментировал все это время, но по-другому, И теперь, кажется, начинаю с опозданием на десять лет усваивать азбучные истины. Цинизм — удобный щит, Сашка, от него трудно отказаться. Но, видимо, у каждого наступает такое время, когда он понимает, что нельзя оставаться небокоптителем. А ты счастлив оттого, что вошел, как болт, в эту хитрую машинку — жизнь. Правильно я понял?

— Да! — воскликнул Саша. Он был радостно поражен словами друга. Кажется, Лешка набил-таки себе шишек, блуждая. — Как я счастлив, Алексей, что ты все понял!

— Перестань! — резко оборвал его Максимов. — Я не понял еще всего и вряд ли пойму. Временами меня охватывает жалкая паника.