Но так и не дождалась.
«Все мы лжем.
Все мы храним секреты – порой зловещие, а порой настолько мрачные и позорные, что поспешно отводим глаза от своего отражения в зеркале.
Пряча неприглядную истину в подвале души, мы старательно наводим внешний глянец, кроим себе парадную историю…»
Энджи смотрела на замирающую танцовщицу. Музыка замедлилась, тренькнула одна металлическая нотка, другая, и шкатулка замолчала. Энджи стояла, не в силах в этот момент поднять глаза на Лорну Драммонд, чтобы не выдать страха перед собственным открытием.
– Я не могу это взять, миссис Драммонд, – вырвался у нее хриплый шепот. – Не могу.
Лорна Драммонд тронула Энджи за руку:
– Берите, я ведь тоже у себя оставить не смогу. Пусть шкатулка стоит у вас в память о Грейси и других таких, как она…
Лорна замолчала. Энджи взглянула на нее и увидела, что щеки Лорны мокры от слез.
– Вы уж и дальше работайте, детектив, – прошептала она. – Такие, как вы… Только вы нас и защищаете, стоите на страже правды… справедливости… Спасибо, что отыскали его и… остановили, пока он больше никого не…
Порывисто отвернувшись, Лорна выбежала за дверь, в дождь и темень.
Энджи так и осталась стоять со шкатулкой в руках, не в силах двинуться с места.
Пятница, 22 декабря
– Энджи! Это ты?
Энджи охватили противоречивые эмоции, когда она присела перед маминым креслом-качалкой. Ей сразу вспомнились слова отца: «Ты вернула мне Мириам, Энджи. А я… Не знаю, суждено ли тебе испытать такую любовь, но Мириам была для меня… всем. Она мой мир. Когда я увидел, что она стала почти прежней… Я не стал ее разубеждать».
Мать протянула холодную руку:
– Как я рада тебя видеть, Эндж!
– Мам, я тебе кое-что привезла.
– На Рождество? Что, что? – Мириам по-детски захлопала в ладоши.
Энджи улыбнулась. Привычная любовь к матери боролась в ней с новым знанием, с открывшейся тайной, со сложным чувством к поступку… родителей. Она хотела, чтобы эта женщина была ее мамой, но теперь в сердце образовалась рана от сознания, что ее биологическая мать неизвестно где, мертвая или живая. Неразгаданная загадка.
– Подарок, – сказала она. – Мне его передали от… очень особенной девушки. Я подумала, пусть побудет у тебя, порадует.
Энджи не могла оставить шкатулку в своей квартире – крошечная балерина в розовой пачке слишком напоминала маленькую девочку в розовом, прочно поселившуюся где-то в ее подсознании. Отдать шкатулку Мириам казалось правильным: Энджи чувствовала потребность поделиться частичкой себя – своей работы, своей жизни – с приемной матерью, которая уже не воспринимает слов. Энджи надеялась, что этот символ, этот подарок каким-то образом выполнит свою задачу. Дочки-матери и их сложные отношения…
Мать недоуменно нахмурилась:
– Но это от Энджи?
– Это от Грейси.
Мириам открыла шкатулку. Заиграла музыка, маленькая балерина выскочила и закружилась в пируэте. На глазах Мириам выступили слезы, и она снова захлопала в ладоши – как ребенок и как женщина, запутавшаяся в собственных воспоминаниях.
К выходу из лечебницы Энджи шла со странной опустошенностью на душе.
– Счастливого Рождества, – сказала ей попавшаяся навстречу санитарка.