Физик смотрит на часы и говорит:

– Ну, на сегодня можем закончить, если у вас нет вопросов.

Все встают и вываливают в коридор. Мы с Луней откалываемся и идем вниз по лестнице. Я спрашиваю:

– Бабу видел?

– Какую бабу?

– Ну, такая, с мелированием, недалеко от нас сидела, книжку читала. Первый раз сегодня была.

– Не, не заметил. А ты что, ее снять хочешь? Тогда бери ее и поехали ко мне – у меня хата свободная. Давай, а? Я не отвечаю.

Одеваемся, выходим на улицу. В темном дворе «Изумруда» стоят какие-то пацаны, могут на нас залупнуться как нечего делать, – Пионеры все-таки, враги. А постелить двух бухих пацанов с Рабочего – это как два пальца обосцать. Но им, видно, сегодня не до нас.

При выходе со двора, под аркой, на стене написано баллончиком: «Бог любит тебя». И тут же другим почерком: «Это Жора». А рядом: «Днепр-Могилев – чемпион».

– Скоро футбол начнется, да? – спрашивает Луня. – Чемпионат СССР – киевляне, «Спартак»… Аты как думаешь, «Днепр» в этом году выйдет в первую лигу, а?

Я молчу – он меня уже задрал сегодня.

Идем с батькой на базар покупать мне «Аляску». В этом году мне она уже не нужна – зима кончилась. Но мамаше дали на работе премию, и она говорит:

– Надо Сереже купить хорошую куртку. Может, все-таки поступит, студентом станет, так надо будет поприличнее одеваться. Школьник – это одно, а студент – совсем другое.

Той зимой, в девятом классе, я еще часто ходил в телогрейке – и в школу, и гулять, а в восьмом вообще носил ее на постоянке. Тогда на Рабочем мода была такая: телогрейка и шерстяная шапка, как с помпончиком, только помпончики все отрывали – «основы» решили, что по Рабочему с помпончиками ходить нельзя. И не только своим пацанам обрывали, а всем вообще – и лохам тоже. И хлястики на телогрейках обрывали. А некоторые пацаны набили на спине белой краской трафареты: «АС/ DC», «Accept» или «HMR». Я тоже сначала хотел, а потом что-то забил на это дело.

Батька с утра трезвый и потому без настроения. В троллейбусе мы всю дорогу молчим.

Барахолка – на Быховском базаре, около старого моста через Днепр. Там, в основном, продают всякую жратву и меховые шапки, а в углу, за туалетом, есть пятачок, где толпятся фарцовщики. Эти продают нормальные шмотки: куртки, вареные джинсы и еще много такого, чего в магазинах нет, а можно достать только по блату через базу. У моих родоков на базах блата нет, а в магазинах «алясок» и вообще нормальных курток не бывает.

Я родокам говорил: дайте мне деньги, я попрошу пацанов – достанут нормальную «аляску», чтоб и размер, и цвет какой надо. А они тусанулись, что я бабки пропью или кому-нибудь отдам, и не будет ни денег, ни куртки.

С крыш капает, все тает, ноги мокрые. Идем по рядам с медом, солеными огурцами, капустой и шапками. На толкучке – человек тридцать продавцов, а вокруг них крутится, может, сотни две таких, как мы с батькой. «Аляска» есть у низенького лысого мужика. Цвет не очень, конечно, – зеленый, – но ладно, сойдет для сельской местности. Я спрашиваю:

– Сколько?

– Триста.

– А размер?

– Как раз на тебя. Померь.

Я снимаю свою старую зимнюю куртку на меху, даю батьке подержать и мерю «аляску». Вроде ничего. Рукава чуть-чуть коротковаты, но это ерунда.