— Это мой, — задыхаясь, выкрикнул киллер, когда подбежал к велосипеду. — Это мой велосипед. — И вырвал его из рук таксиста. — Этот говнюк пытался его украсть, — объяснил убийца.

— Кому-то придется за это заплатить. — Своим толстым пальцем таксист ткнул в царапину на крыле.

— Ты и заплатишь, — сказал киллер, садясь на велосипед.

Двое водителей, застрявших в пробке позади таксиста, подошли к нему, чтобы лично выразить ему свое неудовольствие.

— Вернись! — крикнул таксист.

Киллер быстро катил по дороге вдоль тротуара, привстав в седле и раскачивая велосипед из стороны в сторону.

Таксист выругался и решил с ним не связываться.

— Да еду я, еду! — крикнул он взбешенным водителям.

В этот момент все услышали полицейские сирены и звуки выстрелов.

Теперь преступник сидел в тюрьме Уондзуорт.

Я представил его в серой камере: как он там приседает и отжимается, чтобы грудные мышцы и икры не потеряли тонуса, читает журналы для велосипедистов и предается фантазиям о новейшей конструкции педалей, пробуждаясь от кошмара, — ведь он не убил меня, а значит, не справился с полученным заданием.

Затем в мою жизнь вошли две молодые женщины: Психея (я придумал ей такое прозвище) и Энн-Мари.

Психея работала полицейским психологом, и в ее обязанности входила помощь жертвам преступлений. Ее прислал Скотланд-Ярд.

Это была милая длинноволосая девушка со сморщенным, как у старушки, подбородком и коричневым налетом на зубах. Она говорила с комичным акцентом, который представлял собой смесь кокни и какого-то деревенского говора.

— Если вам захочется позвонить мне, пожалуйста, в любое время суток. До суда мы будем за вами присматривать.

Было видно, что она ненавидит свою работу, своих подопечных и больше всего саму себя — за то, что у нее не хватило смелости (или воображения, или амбиций), чтобы найти более престижное занятие.

— Вот мой рабочий телефон. А это номер мобильника.

А теперь все вместе поприветствуем несчастную Психею.

Я на всякий случай дал ей понять, что хочу увидеть человека, совершившего преступление, жертвой которого я стал. Иными словами, когда меня выпишут из больницы, нельзя ли устроить так, чтобы я мог встретиться с киллером. Она сказала, что, по ее мнению, это невозможно. Следователи работали над передачей дела в суд, на котором ему придется выступать обвиняемым, а мне — главным свидетелем обвинения. Поэтому естественно, что нам никто не разрешит встречаться и сверять показания. Мне придется подождать того момента, когда он уже будет осужден («Вы уверены?» — переспросил я. — «Что он будет осужден? Мы ведем с вами речь о полиции».), и только тогда меня пустят к нему в тюрьму. Но я и не собирался вытянуть из него что-то такое, о чем бы уже не знали детективы. Что же я ожидал от этой встречи? Что он, увидев меня в инвалидной коляске, забьется в рыданиях, раскается, во всем признается и назовет имена заказчиков? Такое бывает только в очень плохих фильмах. Однако мне очень хотелось его увидеть. Мне было интересно, что это за человек, как он говорит, как двигается, — в общем, понравился бы он мне, если бы не был моим убийцей.