— Позови-ка мне, братец, шеф-повара, Михаила Ивановича. Думаю, что мы с ним разберемся, как это попало ко мне в тарелку.

Лицо Кузьмы сравнялось по цвету с белой бородой. Он поклонился и исчез.

Скоро в конце зала появилась обширная фигура Рыбакова — он шел в распахнутом пальто и с кепкой, зажатой в руке, вероятно, тревожный сигнал Кузьмы застал его на выходе. Гладко выбритое лицо Рыбакова заливал пот, а глаза тревожно метались по залу. Наконец он подошел и указал на стул:

— Разрешите?

Я кивнул.

— Что случилось, Владимир Алексеевич? Кузьма сказал какую-то глупость, мол, таракан у вас в тарелке. Этого не может быть, — заявил Рыбаков.

— Все верно. Это я сам его туда подкинул, — спокойно ответил я.

Рыбаков сердито засопел.

— Не понимаю! Как? Зачем?

— Не сердитесь, Михаил Иванович, — примиряющее сказал я, вынимая тараканью головку за длинный ус и смахивая ее под стол. — Мне нужно было выудить вас с кухни, да еще и под надуманным предлогом. Кузьма будет молчать, чтобы не опозорить заведение, а вы потом ему скажете… ну, что-нибудь придумаете.

Рыбаков сердито кашлянул и со злостью посмотрел на меня:

— И к чему все эти тайны мадридского двора?

— Повторяю, мне надо с вами срочно переговорить.

— О чем?

— О ваших походах к аптекарю Горну, — сказал я тихо.

Михаил Иванович просел как плохое тесто. Он даже не побледнел, а посерел. Видимо, было в этих походах к Горну что-то такое, чего он ни в каком виде не хотел бы со мной обсуждать. Поэтому я на всякий случай добавил:

— Про ваши посещения полиция пока не знает. Я ничего не говорил следователю. Но вы сами понимаете, после вчерашнего убийства…

— Убийства? — всем своим обширным телом содрогнулся Рыбаков.

— А вы не слышали? Убили Мишеля, подручного Горна.

— Как? Как убили? — сиплым голосом спросил шеф-повар.

— Не знаю, — солгал я. — Вскрытия пока не проводилось.

— Кто убил?

— О! Ну, это вы, Михаил Иванович, хватанули! Это еще предстоит узнать. Идет следствие. И то, что вас пока снова не вызывали на допрос, это исключительно из-за моей скромности. Уже то, что я вас предупредил, — нехорошо с точки зрения полиции. Так что я оказал вам большую услугу. Теперь и вы окажите услугу мне — расскажите, что вы делали у Горна? Вас все равно потом об этом спросят — если сам аптекарь расколется. А если нет — значит повезло вам.

— И вы напишете обо мне в газете? — спросил Рыбаков.

Я подумал.

— Если вы — не убийца, то могу и не писать. Но пока… в вашем деле есть белые пятна… Я имею в виду эти поездки в аптеку.

Рыбаков огляделся.

— Слушайте, Гиляровский, — сказал он, вытирая пот со лба белоснежной салфеткой, взятой со стола. — Я не могу тут с вами долго сидеть. Сами понимаете — о чем нам с вами говорить в зале? Пара комплиментов, и все. Будет подозрительно, если я вдруг начну вам что-то рассказывать.

— Вы можете, например, рассказать мне ваш знаменитый рецепт двенадцатислойной кулебяки, — предположил я.

Рыбаков поморщился.

— Я собирался на улицу, прикупить кое-что к вечеру. Со мной пойдут двое наших — с корзинами. Давайте так, через полчаса встретимся на Охотном у лавки зеленщика Малофеева. Знаете, где она?