И тут Женька подумал, что ведь это не чужие ему люди, а его собственные предки, родственники жили в этом доме, гуляли в парке и сидели в беседке над обрывом с книгой в руках, катались на лодке и удили карасей, ездили в экипажах, охотились, играли в карты и танцевали при свечах. И почему-то не хотелось думать о том, что они обижали дворню и на конюшне пороли людей…
С неизъяснимым чувством, близким к грусти, вошел Женька в старый дом.
В просторной прихожей, с деревянной вешалкой с барьером, оставшейся от старого времени, и высоким трюмо с бронзовой рамой зеркала, висела на самом видном месте застекленная табличка. Женька подошел поближе. В ней говорилось о том, что Рождествено — образец загородной усадьбы рубежа XVIII–XIX веков, что она охраняется государством, что усадебный дом построен, по всей вероятности, известным русским зодчим Воронихиным, воспитанным в семье Строгановых…
Вышла из своего закутка за вешалкой Степановна, как догадался Женька, взяла у него квиточек-направление и сказала:
— На второй этаж вам, молодой человек. Апартамент твой номер первый. Обод в тринадцать часов. В номере шибко не курить, и чтоб в двадцать три часа гостей женского пола не было. Отдыхайте на здоровье.
Пройди мимо большого зала с огромной бронзовой люстрой и расписанным военной атрибутикой потолком, Женька поднялся по дубовой лестнице, вроде бы винтовой, но с квадратными пролетами, отпер дверь и осмотрелся. Номер был обставлен по-современному, в нем был даже городской телефон и цветной телевизор — постаралась фирма Вальтера.
Женька поставил сумку в угол и сел в кресло. За окном раскачивались ветки старого дуба и синело между ними весеннее небо. Может быть, подумал он, когда-то в этой комнате его бабушка так же смотрела в окно на синее небо и колеблемые ветром ветки деревьев. Только она была здесь хозяйкой, а он забрался сюда как вор.
ГЛАВА 6
Несколько дней Женька осваивался, входил в коллектив отдыхающих, привыкал к распорядку и никаких разведывательных действий предпринимать не торопился. Не хотелось, но правде говоря.
Народ здесь подобрался веселый, легкий — в основном суматошная и безалаберная артистическая братия, в общем-то безобидная и простая, но с незначительными вывертами в плане причастности (действительной и мнимой) к большому искусству.
Днем обычно или разбредались по окрестностям, гуляли в парке и сидели с удочками на речке, либо выполняли план пансионата по реализации культурной программы, либо налетали на окраинные промтоварные магазины, где нет-нет, по удавалось оторвать что-нибудь остродефицитное и небывалое, что никаким путем нельзя было достать в городе.
Но вечерами, после ужина, все собирались в гостиной, где в центре под бронзовой люстрой стоял черный рояль, а по стенам — большие удобные кресла. Женщины приносили с собой вязанье, мужчины тяжело сопели над шахматными досками, кто-то, не маскируясь, откровенно дремал, деликатно всхрапывая, а из самого дальнего уголка, возле камина, где «тусовалась» молодежь обоих полов, доносились как шаманские заклинания — сьюты, бутсы, брейк-дансы, ньювейвы и прочие хэви метал рок.