Потому сразу принял решение ничего Дейдре не говорить. Поставить перед фактом только тогда, когда придёт время. А затем попросить не гневаться и дождаться. Всё же в лагере у неё есть родной человек. С бабушкой вдвоём пережить короткую разлуку будет куда легче.

В тот день, когда ледоход дней пять как закончился, а из земли только-только начали появляться молодые ростки, Дейдра опять прихворала. Я с трудом растолкал её утром и удивился бледности заспанного лица.

— Ты что, милая? — обеспокоенно спросил я, осторожно держа за подбородок. — На тебе лица нет. Тебе плохо?

— Мне снилась какая-то дрянь, — вяло ответила Дейдра. — Голова кружится. Да, мне плохо.

Я вскочил, влез в штаны и подал ей воды.

— Выпей. Может, полегчает.

— Не хочу. Она стоялая и противная, — отмахнулась она и перевернулась на другой бок. — Выспаться хочу.

— Давай я тебе отвару принесу? Того, которым бабушка поила, когда ты болела.

— Давай, — согласилась она. — И мёду, если можно.

— Хорошо, — я всунул ноги в ботинки, созданные креативным Кервином, и обернулся, когда она закашлялась. — Простуда, что ли?

— Не знаю. Мне совсем худо, Ваня.

Дейдра опять повернулась на бок и в этом время её стошнило. Стошнило прямо на шкуру сунугая. Спазмы повторились несколько раз и она без сил опала на недавно сшитую подушку.

Я подскочил в тот же момент, прислонил руку к лбу и почувствовал жар. Откинул шкуру и принялся торопливо натягивать на неё тулуп. На тонкие ступни одел не по размеру сапоги и поднял на руки.

— Потерпи, милая. Я тебя к бабке отнесу. Она поможет.

— Мне плохо, — со слезами на глазах произнесла она, обхватила мою шею и прижалась к груди. — Я не хочу, чтобы мне было плохо. Не хочу болеть.

Я отворил дверь и осторожно вынес Дейдру. Заметил, как на меня удивлённо смотрят мужики, которые наново ставили во дворе большой котёл, и с профессиональным размахом засадил ногой в дверь знахарской избы. Дверь жалобно затрещала и через секунду в проёме появилась недовольная Мелея.

— Что ещё такое?

— Ей опять плохо, Мелея, — обеспокоенно сказал я. — Как тогда, помнишь?

— Ложи скорее на кровать! — скомандовала она и пропустила меня внутрь. — Что с тобой, внученька?

— Мне худо, бабушка. Очень худо.

— Ложи её, Иван, — Мелея живо расстелила кровать и принялась мне помогать.

— Может, она отравилась чем? — предположил я и застыл, вспомнив о старейшине Элестине. Нет, не может быть, чтобы он настолько спятил, что попытался отравить девушку, к которой я испытывал сильные чувства. Если бы это подтвердилось, я бы его на месте четвертовал.

— Отравилась? Почему? Организм отвергает пищу?

— Её только что сильно рвало…

— Помоги мне её раздеть, — не дожидаясь, Мелея принялась стаскивать тулуп и расстёгивать пуговицы на ночном платье. Я освободил ноги от ботинок и вместе мы смогли раздеть Дейдру.

Простынёй, которая в этом лагере была только у неё, Мелея прикрыла обнажённую девушку. Затем принялась осматривать лицо и подмышки, ощупывать грудь и живот. Затем, когда добралась до паховой области, остановилась. Внимательнее присмотрелась, словно что-то заметила, и категорически заявила: