Руки Хуссейна легли на щуплые плечи чагатайского посланца и стали подбираться к горлу. Тот говорил всё торопливее, словно сказанные слова могли приостановить ярость эмира.

   — Рассмотри и увидишь, что ты весь в его власти. Ты старше и родовитее, но кто истинный хозяин в вашем войске? Кто принимает решения, за кем идут воины? Убей его, и ты получишь настоящую власть вместе с вечной дружбой царе...

Позвонки посланца хрустнули в пальцах эмира. Он брезгливо отшвырнул обмякшее тело.

Тимур спокойно выслушал рассказ названого брата об этом происшествии.

   — Так ты говоришь, он предложил тебе голову правителя Хуталляна?

   — Да.

   — Немало. Высоко нас с тобой ценит сын Токлуг Тимура. Это всё?

   — Всё, — сказал Хуссейн — и солгал. Он ничего не сказал о кошельке с двумя тысячами дирхемов, который отыскал в поясе посланца. Не стал он упоминать и о том, в какое именно место их дружбы пытался вбить кол человек Ильяс-Ходжи. В глубине души, конечно, Хуссейн считал себя более достойным первенства в их союзе с Тимуром, но чувствовал, что время разговоров на эту тему ещё не пришло.

   — Сегодня мы сворачиваем лагерь.

   — С чего это вдруг? — удивился старший из названых братьев.

   — Нам надо уходить отсюда. Ильяс-Ходжа не слишком, видимо, рассчитывал на подосланного им человека и вслед за ним послал войско. Три тысячи сабель.

   — Мы будем отступать в Хорасан или в Герат?

Тимур покачал головой:

   — Мы обманем их.

   — Как?

   — Они ждут, что мы пойдём в Хорасан или в Герат, и позаботятся, чтобы там нам организовали встречу. Хаджи Барлас в своё время попытался скрыться в Хорасане, что из этого вышло, ты отлично знаешь, да?

Хуссейн кивнул, размышляя о том, что тот невзрачный подлец, в сущности, был не так уж не прав. Вот идёт у них с братом военный совет, но решение-то уже принято и всё будет сделано так, как решит он, Тимур.

   — Ну ладно, не томи меня, брат, говори.

   — Мы пойдём в Бухару.

   — А почему не прямо в Самарканд? — ехидно спросил Хуссейн.

Тимур не обиделся.

   — Человек, который сегодня навестил меня, сообщил, что против нас выступил именно Бухарский тумен. Пока он будет переправляться через Амударью, мы разминёмся с ним, двигаясь по сухому руслу Мургаба.

   — Мы станем брать Бухару?

Тимур пожал плечами:

   — Не знаю. Сил у нас пока недостаточно для таких дерзких дел. Но кто знает, не умножится ли наша армия, как только мы вступим на родную землю?

   — Может быть, ты и прав, — рассеянно согласился Хуссейн, душа его была переполнена противоречивыми чувствами. Тимур предлагал очень хороший план, в нем был только один недостаток — то, что его предлагает именно Тимур.

Явились вызванные сотники. Им в общих чертах было повторено всё то, что только что услышал Хуссейн.

   — Когда мы выступаем?

   — Завтра на рассвете.

Хуссейн слушал, как Тимур отдаёт команды, и машинально похлопывал себя по вздувшемуся поясу, по тому месту, где находился кошелёк, снятый с трупа чагатайского посланца. Тимур чувствовал, что с названым братом что-то творится, но разворачивающаяся кутерьма общих приготовлений мешала ему подумать на эту тему более внимательно.