— Но могут и не предать. Благородство — способность действовать наперекор своим интересам. И может так случиться, что когда против нас ополчатся все, кто сейчас пресмыкается, Тимур может оказаться единственной нашей опорой.

Царевич отвернулся от отца, потирая тонким пальцем потную переносицу. Хан, отхлёбывая из чаши, терпеливо ждал, что он скажет.

Шум военного становища окружал шатёр, как приглушённый рокот моря. В нем были и приливы, и отливы, можно было расслышать и отдельные человеческие всплески.

Царевич думал.

Хан ждал. Ему хотелось, чтобы Ильяс-Ходжа согласился с его доводами, ибо помнил ещё одну заповедь правления: худо то царство, где воля царя слишком расходится с мечтами наследника.

Наконец Ильяс-Ходжа заговорил:

   — Я ненавижу Тимура, но я ему этого не покажу.

Токлуг Тимур кивнул. Он понимал, что добиться от своего сына большего ему не удастся.

Тимур, как всегда, ехал впереди. Мансур, Байсункар, Хандал и Захир, расположившись шеренгой, скакали следом.

   — Что там за пыль впереди? — спросил Мансур, указывая плёткой в сторону горизонта.

   — Может быть, караван? — с сомнением в голосе сказал Хандал, всегда и во всём сомневающийся парень. Во всём, кроме своего господина.

   — Откуда здесь может быть караван? — усмехнулся Захир, готовый посмеяться над кем угодно и когда угодно. Исключая своего господина, разумеется.

   — Это наверняка стадо диких ослов, — уверенно заметил Мансур, второй по силе охотник в нынешних местах, уступающий в этом искусстве только тому, кто ехал сейчас перед ним во главе немногочисленной процессии.

   — Это становище чагатаев, — сказал Тимур, господин всех тех, кто говорил до него.

Молчаливая скачка продолжилась.

Клубы пыли на горизонте становились всё заметнее. Караван в действительности не в состоянии был поднять столько пыли. Пыль, поднятая стадом диких ослов, постепенно смещалась бы в сторону. Нукеры убедились, что их господин прав: они приближаются к логову своего врага. К логову, из которого выбрались всего два дня назад.

Почувствовав, что его спутников обуревают сомнения, Тимур остановился и, повернувшись к четвёрке нукеров, сказал:

   — Спрашивайте.

   — Что спрашивать, господин? — сказал Байсункар, опуская глаза от смущения.

   — Вы ведь не понимаете, зачем я снова веду вас к Токлуг Тимуру, после того как увёл вас от него два дня назад.

Немного осмелевший Мансур позволил себе высказать сомнение:

   — В самом деле, господин, стоит ли второй раз лезть в пасть ко льву, если однажды удалось хитростью заставить его разжать челюсти и унести целыми ноги?

   — Хитростью, говоришь? — усмехнулся Тимур.

   — Конечно, господин. Когда ты сказал хану, что хотел бы навестить отшельника Зейд ад-Дин Абу Бекра из Тайабада, мы все были уверены, что это хитрость. А когда нас выпустили, мы подумали, что хитрость удалась.

   — Мы ведь так и не поскакали в Тайабад, — робко подтвердил Хандал.

   — Не поскакали, — подтвердил Тимур, — потому что за три дня, которые мне дал Токлуг Тимур, мы никак не смогли бы этого сделать. Хан знал это не хуже меня.

   — Так зачем же он отпустил тебя, господин? — спросил проникнутый сомнением Захир.