Бейлис плачет, - это установлено на суде, - ему жалко расстаться со своим закадычным другом...

Напоследок друг Бейлиса решил оказать ему важную услугу: пронесть и самолично передать письмо жене.

У Бейлиса болели глаза, сам он писать не мог. Написал кто-то из арестантов. Ему наспех прочли. Подпиши письмо,- говорит "друг".

- Почему же не подписать? Дорогой жене будет еще приятней, да она будет уверенней, что это письмо именно от него...

Взял и подписал своим именем и фамилией полностью, совершенно не подозревая, что в эту минуту он подписывая себе, сам своей рукой, почти смертный приговор.

{82} Конечно, и это письмо попадает сейчас же начальству" которое препровождает и письмо и Козаченко сначала в полицию, а потом к прокурору: только через сутки Козаченко был допрошен и рассказал чудовищные небылицы следователю.

Он заявил, что Бейлис просил его отравить "Лягушку" и "Фонарщика", т. е. как раз тех из свидетелей, которые наиболее твердо и даже неопровержимо устанавливают доказательства в пользу невиновности Бейлиса и несомненной принадлежности к этому делу других лиц...

Помните Наконечного - это и есть "Лягушка", а "Фонарщик" - это Шаховской. С величайшей подробностью, словно обрадовавшись своей воле, Козаченко рассказывает следователю о поручении, будто бы данном ему Бейлисом.

Но что же написано в этом письме?

Вчитайтесь в него внимательно.

"Дорогая жена, человек, который отдаст эту записку, сидел со мной, вместе в тюрьме, сегодня он по суду оправдан. Прошу тебя, дорогая жена, прими его, как своего человека, если бы не он, я бы давно в тюрьме пропал, этого человека не бойся, он может тебе очень много помочь в деле моем. Скажи ему, кто на меня еще показывает ложно. Иди с этим, господином к г. Дубовику (Это управляющий кирпичного завода. В. Б.-Б.). Почему никто не хлопочет! Ко мне приезжал присяжный поверенный Виленский. Он проживает Мариинско-Благовещенская, 30. Он хочет меня защищать бесплатно, я его лично не видел, а передало начальство. Пятый месяц я страдаю, видно никто не хлопочет, всем известно, что я сижу безвинно, или я вор, или я убийца, каждый же знает что я честный человек. Я чувствую, что я не выдержу в тюрьме, если мне придется еще сидеть. Если этот человек попросит от тебя денег, ты ему дай на расход, который нужен будет. Хлопочет ли кто-нибудь, чтобы меня взяли на поруки под залог... Это враги мои, которые на меня ложно показывают, то они отомщаются за то, что я им не давал дрова и не дозволял через завод ходить. Городовой свидетель, что они отгораживались; желаю тебе и деткам всего хорошего, всем остальным {83} кланяюсь. Г. Дубовику, г. Заславскому передай поклон. Пусть хлопочут освободить меня. 22 ноября". Потом идет приписка: "Я Мендель Бейлис, не беспокойся, на этот человек можно надеичи как и сам".

Вот оно, все это страшное письмо... Человека засадили за тюремную решетку; человек пишет, что больше не выдержит тюрьмы. Радуется, что его кто-то берется даром защищать... Печалится, что о нем никто не хлопочет хоть бы на поруки взяли! - Призывает городового в свидетели, что ему попросту мстят, а тут вычитали бог знает что, иди лучше сказать, дали хоть на минуту веру объяснениям письма Козаченко.