Вилли Леман действовал осторожно: сначала он порекомендовал своему лучшему другу (тоже сотруднику полицай-президиума), попавшему в финансовые затруднения, обратиться к русским с предложением своих услуг. Это было в 1927 году, а в 1929 году Леман последовал примеру друга, что было зафиксировано в делах Лубянки 7 сентября. Москва радировала: «Ваш новый нас очень заинтересовал. Единственное наше опасение в том, что вы забрались в одно из самых опасных мест». Резидентура отвечала: «… опасность, которая может угрожать в случае провала, нами вполне учитывается, и получение материалов от источника обставляется максимумом предосторожностей».

Что правда, то правда. Леман занимался самыми щекотливыми делами. В 1930 году ему была поручена «разработка» советского посольства и противодействия советскому экономическому шпионажу. Его знал и ценил новый прусский министр-президент Герман Геринг, взявший Лемана во вновь созданное гестапо. В начале 1933 года гестапо посетил Геринг. Он просил чиновников не относиться враждебно к национал-социалистам в своих рядах. Чиновники с участием Брайтенбаха подготовили в ответ письмо Герингу с благодарностью за выраженную им уверенность, что сотрудники отдела и впредь исполнят свой долг. К Брайтенбаху стали обращаться с предложением вступить в нацистский союз чиновников. Агент, однако, не спешил с ответом.

И только 20 апреля 1934 года, в день рождения Гитлера, Леман был повышен в чине, а в мае принят в СС с правом ношения значка. О возможностях, открывшихся для советской разведки, говорит лишь такой факт: 30 июня 1934 года Леман был в свите Геринга и в Москву пошла быстрая, точная информация о «ночи длинных ножей»…

Приехавший в 1934 году в Берлин Василий Зарубин хорошо сработался с Брайтенбахом, причем на совершенно деловой основе: не идеология, а ежемесячная сумма 580 марок. Лемана, видимо, это устраивало, так как он вел скромный образ жизни. Его брак был бездетным. Жена унаследовала гостиницу и ресторан где-то в Силезии: там в случае выхода на пенсию Леман хотел открыть частное сыскное бюро. В Москве очень заботились о Лемане: помогли ему лечить диабет, а для пьяницы-коллеги, приведшего Лемана в посольство на Унтер-ден-Линден, обеспечили за русский счет поездку в Швейцарию, позаботясь тем самым и о соблюдении конспирации.

Сведения Брайтенбаха поистине не имели цены. Не говоря уже о том, что московские разведчики за 12 лет не имели ни одного провала (обо всех операциях гестапо шли предупреждения), в Москву тек поток информации и документов. В архиве Лубянки отчеты с подписью Брайтенбах составили 14 томов. В первую очередь он регулярно освещал деятельность политической полиции, гестапо и абвера. Затем, став по долгу службы наблюдателем за военной промышленностью и военным строительством, в Москву стал посылать данные о строительстве военных объектов. Для дешифровальной службы Лубянки он слал немецкие исходные материалы. И все это на высшем профессиональном уровне, исключавшем, по мнению Зарубина, дезинформацию или обман. Через Лемана шли практически все документы отдела IV-E. Если на имя Гейдриха поступали документы и сводки, то копии шли в IV управление, а тем самым в руки Лемана. Дальше все решал он и Зарубин.