– Жанна, не бросай, пожалуйста, трубку. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

Я пожала плечами, хотя бывшая подруга не могла сейчас меня видеть.

Приняв молчание за знак согласия, Алиса продолжила:

– Понимаешь, Жанна, то, что ты мне рассказала, никак не давало мне покоя. Ну, про ту записку Беляеву… Я поговорила с Лешкой. Он тоже был уверен, что записка от меня, да и Совицкий, оказывается, прямо сказал, будто ты его девушка, а я влюблена в Беляева. Это совершеннейшая неправда!.. Нет, ты послушай! Я стала расспрашивать о Совицком в классе, и знаешь, что о нем думают – что он очень себе на уме! Он вовсе не такой простачок, каким кажется. И еще я уверена, что ту записку от моего имени написал именно Димка! Он тоже ходил в танцевальную студию, а еще бывал у меня и видел на столике духи. Ну, вспомни, он когда извиняться приходил, все возле них крутился! Я просто уверена, что это его рук дело, и наш Совицкий – серый кардинал или, иначе говоря, великий комбинатор. Представляешь!.. Жан! Ты чего молчишь?..

Я держала трубку как можно дальше от уха, как будто из нее могла выползти ядовитая змея и ужалить меня.

– Ты же говорила, что Совицкий в житейских вопросах ни бум-бум? – машинально спросила я.

– Я ошибалась, – призналась Алиса.

– Я тебе не верю!

Я наконец нажала отбой.

Тишина вдруг обрушилась на меня. Она казалась громче и тревожнее барабанного боя.

А Гаспар Ульель, глядя на меня со стены, улыбнулся презрительно и насмешливо: «Ну что, убедилась, какая ты дура?»

Я легла на диван и закрыла голову подушкой только для того, чтобы не слышать этой пронзительной тишины.

Такое ощущение, что я очутилась на детской карусели и весь мир вращается вокруг меня, изменяясь день ото дня так, что я не узнаю ни людей, ни пейзажи. Постоянный хоровод, пестрая путаница, от которой кружится и болит голова. Остановите же карусель! Перестаньте раскручивать землю!.. Все это немного слишком для меня.

Когда головокружение прекратилось и мне стало лучше, я поднялась и села. Судя по часам, прошло максимум минуты три, судя по ощущениям – как минимум три жизни.

Пальцы уже не дрожали, когда я набрала знакомый номер.

– Здравствуйте, а Дима дома? Позовите его, пожалуйста, к телефону.

Он подбежал тут же.

– Жанна! Я так рад!..

Я закусила губу. Еще сегодня я сама его поцеловала. Тогда мне казалось, что в моей жизни что-то меняется. Я смеялась – и тем не менее уже почти была влюблена. Глупо! До чего же глупо! Нет, не нужно об этом. Не стоит забивать себе голову. Я должна быть веселой, как птичка. Я Жанна, француженка, и мне не к лицу печаль и пустые раздумья.

Как там поется?

Non je ne regrette rien…

Я и вправду не жалею ни о чем.

– Я все знаю.

Мой голос был холоден и спокоен.

– Ты о чем? – спросил он, стараясь скрыть испуг, но он уже прорывался наружу.

– Обо всей этой истории с Беляевым. Ты хвастался, что все рассчитал с сегодняшней дуэлью, но поскромничал, умолчав о записке. Поздравляю, ты умеешь закручивать интриги.

– Но я не писал ее!

Я усмехнулась. Шутка, достойная первого класса.

– Конечно, не писал. Печатал.

– Но…