«Не позволяй ему уйти, Джесси, не смей. НЕ СМЕЙ ДОПУСТИТЬ, ЧТОБЫ ЭТОТ ТРАХНУТЫЙ СТАКАН УСКОЛЬЗНУЛ ОТ ТЕБЯ…»
И хотя подтягиваться дальше было некуда, ей все же это чуть-чуть удалось, повернув правое запястье на последний миллиметр в сторону полки. И теперь, когда она обхватила пальцами стакан, он не сдвинулся с места.
«Кажется, я добралась до него. Не на все сто, но, возможно, почти. Может быть».
Или, возможно, она действительно принимает желаемое за действительное. Неважно. Может быть это, а может быть и то. Ни одно из этих «может быть» больше ничего не значило, а это приносило такое облегчение. Определенно было одно — она больше не может удерживать полку.
Она подумала: «Все имеет перспективу… и голоса, описывающие тебе мир. Они имеют значение. Голоса внутри тебя».
Вознося бессвязную молитву, чтобы стакан остался у нее в руке, когда полка уже не будет поддерживать его, она убрала левую руку. Полка с грохотом опустилась на кронштейны, лишь немного сдвинувшись влево. Стакан остался в ее руке, и теперь Джесси могла видеть поднос. Он прилип к донышку стакана, как летающая тарелка.
«Господи, пожалуйста, не позволь мне уронить его теперь. Не позволь мне…»
Судорога свела ее левую руку, заставляя Джесси содрогнуться всем телом. Ее лицо также начало искажаться, пока губы не превратились в белый шрам, а глаза — в агонизирующие щёлки.
«Господи, это пройдет… это пройдет…».
Да, конечно. У нее достаточно часто сводило мышцы, чтобы понять это, но в данный момент, о Господи, боль была слишком сильной. Если бы она могла потрогать мускулы левой руки правой, то, она знала, ощущение было бы таким, будто под кожей груда маленьких гладких камешков; казалось, это смертельно.
«Нет, Джесси, точно такая же судорога, какие бывали у тебя раньше. Пережди, вот и все. Выжди и, упаси Господи, не выпусти стакан с водой».
Она подождала. Казалось, что прошла вечность, пока мускулы не начали расслабляться, а боль — ослабевать. Джесси с облегчением вздохнула, а потом приготовилась испить свою награду. «Да, испить, — подумала Хозяюшка, — но я думаю, что ты обязана себе немного большим, чем просто прекрасным, прохладным напитком, дорогая. Наслаждайся своей наградой… но наслаждайся ею с достоинством. Никакой свинской жадности!».
«Хозяюшка, ты никогда не меняешься», — подумала Джесси, но когда подняла стакан, то сделала это с изяществом человека, присутствующего на обеде у короля, игнорируя сухость во рту и саднящую горло жажду, потому что нужно было заставить замолчать Хозяюшку — иногда она просто вынуждала делать это, — но вести себя с минимальным достоинством в нынешних обстоятельствах (особенно в данный момент) было не такой уж плохой мыслью. Она заработала эту воду, так почему же не оказать себе эту честь и не насладиться ею. Этот первый холодный глоток воды, проскальзывающий через губы и охлаждающий горячую корочку языка, по вкусу будет похож на победу… и после всех ее неудач у него будет вкус спасения.
Джесси поднесла стакан к губам, предвкушая настоящее наслаждение. Но вдруг скорчилась от отвращения, пальцы на ногах сжались, чувствуя, как на скулах бешено заходили желваки. Она ощутила, как обмякли ягодицы — так бывало не раз, когда она принимала перевернутую позу.