Она знала ответ на данный вопрос или думала, что знает: она сделала это потому, что ее муж собирался изнасиловать ее, сознательно переступая границу дозволенного между двумя состоящими в гармоничном браке партнерами, увлекшимися безобидной сексуальной игрой. «В игру вкралась ошибка, — может позже сказать он. — Это не только моя игра. Мы не повторим ее снова, Джесси, если ты не захочешь». Отлично сознавая, однако, что ничто на свете не заставит ее больше подставить руки под браслеты наручников. Нет, это была расплата за все. Джеральд знал это, но продолжал настаивать.
Это черное существо, присутствие которого Джесси ощутила в комнате, как она и опасалась, вырвалось из-под контроля. Казалось, что Джеральд все еще продолжал вопить, хотя ни единого звука (по крайней мере, она их не слышала) не вырвалось из его искривленного болью рта. Кровь так прихлынула к его лицу, что местами, оно казалось черным.
Джесси видела, как яремная вена — а может, это была сонная артерия, если это имело какое-либо значение в данный момент, — бешено пульсировала под тщательно выбритой кожей его подбородка. Что бы это ни было, но она собиралась взорваться. Джесси похолодела от страха.
— Джеральд? — Ее голос прозвучал тихо и неуверенно, как голосок девочки, разбившей что-то ценное на дружеской вечеринке. — Джеральд, с тобой все в порядке?
Конечно, это был глупый вопрос, ужасно глупый, но именно его задать было легче, чем те, которые вертелись у нее на языке: «Джеральд, тебе очень больно? Джеральд, ты ведь не умираешь?»
«Конечно же, он не умрет, — вспылила Образцовая Женушка. — Ты ударила его, тебе должно быть стыдно, но от этого он не умрет. Никто от этого не умирает».
Джеральд продолжал хватать воздух искривленным ртом, но ничего не ответил на ее вопрос. Одной рукой он держался за живот, другой прижимал яички. Теперь оба они немножко поднялись и устроились на его левой ляжке, усевшись подобно паре пухлых розовых птичек, слишком уставших, чтобы лететь дальше. Джесси видела отпечаток голой ступни (ее голой ступни) на круглом животе мужа. Это было отчетливое красное пятно на фоне белой кожи.
Джеральд пытался выдохнуть, распространяя вокруг запах гнилого лука. «Это предсмертный выдох, — подумала она. — Десять процентов воздуха в легких остается для такого вот последнего выдоха — кажется, так сказано в учебниках биологии, которые она читала когда-то в колледже. Последний, предсмертный выдох утопленников и повесившихся. Если выдохнуть этот запас, то можно потерять сознание или…»
— Джеральд! — истерично выкрикнула она. — Джеральд, вдохни!
Его глаза выкатились из глазниц, как голубые шарики, ему удалось сделать маленький глоток воздуха. Он использовал его для единственного последнего слова. Этот мужчина, порой казавшийся просто набитым словами.
— … сердце…
И ВСЕ.
— Джеральд!
Теперь ее голос звучал испуганно-сварливо, как кричит старая учительница, застукавшая второклассницу, поднимающую юбку, чтобы показать мальчикам рюшечки трусиков: «Джеральд, прекрати притворяться и вдохни, черт побери!»
Но Джеральд не сделал этого. Вместо этого глаза его закатились, обнажая пожелтевшие белки. Язык вывалился изо рта. Струя мутно-оранжевой мочи вырвалась из его обмякшего пениса, обдав горячими каплями колени и трусики Джесси. Она вскрикнула. Теперь она бессознательно воспользовалась наручниками и, поджав под себя ноги, подтягивалась на них, чтобы быть как можно дальше от Джеральда.