Ужин заканчивается.

— Пока, Адель! Приходи почаще! — заявляет мне Эмили.

— Обязательно, дорогая, когда вам будет удобно, я заскочу. — провожу по пушистым воздушным волосикам и чувствую, как другая близняшка, обнимает меня.

Хоть и близнецы, но разные. Я их различаю по выражениям лиц.

— Мы не для того, чтобы пофоткаться, Ада, — вдруг как-то по взрослому и серьезно заявляет малышка, — Просто приходи к нам.

Улыбаюсь еще шире.

— Хорошо, родная, график сумасшедший. Но обязательно, как смогу, так заскочу. Ну и вы приходите ко мне. Я всегда буду рада.

Все правда. Каждое слово. Тянусь к этим малышкам всей душой и что-то глубоко внутри скребется и ноет.

Будет ли когда-нибудь и у меня такое счастье… Гоню мысли и просто целую детские щечки.

— Завтра у меня опять репетиция, генеральная, приходите, — весело и задорно звучит голос, а на сердце грусть.

— Неа, мы сразу на твой сольник придем, чтобы весь масштаб увидеть. Папа хвалился, что шоу будет “за-ши-бись” — интонируя на манер отца заявила резвая Эмилия.

— Хитрые, лисички!

Смеюсь. Вот это девчонки! Огонь! Что дальше будет?!

Сьюзан уводит девочек наверх. Гости гостями, а сказку перед сном никто не отменял.

Улыбаюсь теплоте этой семьи.

Сажусь в кресло, стоящее перед огромным камином в гостиной. Мысли летят в никуда. Перевожу взгляд то на огонь, то на семейные фотографии, развешенные вдоль стены. История длинною в жизнь, как на ладони.

Браун присаживается на подлокотник кресла, рядом со мной. Иногда он вот такой домашний, без понтовый, обычный человек. Немного уставший от рутины и вечной беготни.

— Ну, как ты? — тихий голос.

Не вру. Отвечаю правду.

— Неважно… мандражирую страшно… — не отвожу взгляда от фотографий счастливого семейства, а на сердце грусть и тоска…

— Мне очень нравятся твои дочки, характером и легкостью они явно в Сюзан…

— Хорошо, что в меня не пошли, а то представляешь, как бы им не повезло. Улыбается и подмигивает.

Браун матерый бизнесмен. Не дать не взять, и таким домашним его видят лишь единицы.

— Ты замечательный отец, Скут. Дорогого стоит.

Кивает, соглашаясь.

— Моя семья — моя главная ценность, Ада. — выдерживает паузу и меняет тему, — детка, ты знаешь, что я не терплю предисловий, говори прямо, что тебя мучает, я же вижу… ты сама не своя, боишься сольника?

— Знаешь… — отчужденно произношу, — сама не разберусь, вроде, вот оно, после стольких трудов, мы практически пришли к золотому рубежу. Выдержу испытание Карнеги-холлом и все. Уже никогда не придется доказывать что-либо кому-либо. Дальше — спокойствие, передышка. Отпуск на островах, который ты мне обещал без всякой связи. Релакс. — уже улыбаюсь. Я действительно мечтаю о карибах и у меня самолет 22 февраля. Сразу с корабля на бал. А там, море, солнце, песок и… тишина!

Браун смеется. Хороший он человек. Простой в общении. Как-то забываешь с кем именно ведешь столь непринужденную беседу.

— Не мандражируй, со столькими я работал и ни в ком не был уверен хоть на часть так же, как в тебе. Ты уже на Олимпе, просто пока еще сама того не понимаешь. Но это и хорошо. Не зазвездишься. Не вылетишь по дурости из обоймы. Незаменимых нет. Наши звезды часто об этом забывают и теряют свои позиции.