Командир-то что сделал? Он разделил полк на четыре части и расставил их кругом Москвы.
(Сказитель нагибается к земле и прутиком чертит круг.)
Вот тут будто бы Москва. А солдат-то командир расставил вот тут, тут, тут, тут…
(Сказитель ставит на земле точки вне круга, который изображает Москву.)
Когда солдат-то расставили, командир приказал выстрел сделать. Сигнал, значит. Как выстрел сделали, сейчас же солдаты пошли на Москву со всех сторон.
Наполеон на каменных стенах стоял. Услыхал выстрел, а потом дым увидал… А дым-от со всех сторон. Из-за дыма ничего не видать. Ну, он думает:
— Как же так?! У русских вся сила вышла, а тут вдруг со всех сторон на Москву идут.
И давай скорее из Москвы. А стужа была, мороз. Солдаты-то его кто в чем: кто в женское платье нарядился, кто в рогозу закутался. И много, сказывал дедушко, тут погибло их.
Так одним полком и взяли обратно Москву-то. Совсем малой силой взяли.
Лет сотню назад англичане сюды приходили. Деревню Пялицу сожгли, каку-то деревню, — кажется, Стрельну, — а потом и к нам сюды на кораблях пришли. Вышли они на берег, а наш народ-то детей в горы увел, а сами все с вилами да с батогами на берег сошли да на угоре и выстали. Англичане и кричат:
— Подавайте нам коров!
А мужики-то и отвечают:
— А заместо коров не хотите ли комаров?
— Так давайте оленей.
Оленей тоже не дали. Англичане и спрашивают:
— Все ли вы тут?
А они, мужики-то, и отвечают:
— Куды там! В деревне в десять раз больше осталось.
Англичане-то не видали, что у них вилы, — думали, ружья. Ну, что ж им было делать. Испугались, конечно, да и вон пошли. С тех пор не бывали. Всё.
А было это, голубушка, годов восемьдесят назад. О ту пору к нашей Кандалакше англичанка подходила. Слыхала? Ну, так вот. Чего ей тут нать было — лешой знат. А тольки пришла. И уж сыздали про ее слава шла: идет англичанка, ружьям да пушкам палит, деревни жгет, народ погубляет.
А у нас тут монастырь был, окрай самой реки Нивы, в Заречье. Какков монастырь звался. Настоящий монастырь был, с монахами, с настоятелем, все честь честью. И был в монастыре на колокольне колокол серебряной, с узорам. И звонил он звоном таким-то малиновым… Ну, вот.
Как про англичанку монахи прослышали — затревожились. Нать было колокол спасать. А куды спасешь? Ухоронить-то некуды. Думали-думали, однако надумали. Сговорились, ночью колокол с колокольни сняли да с пеньем, со свечами и с крестным ходом к реке его отнесли. Да промежду порогов в воду-то и спустили. Пущай, думают, пока под водой полежит, а пройдет беда — снова его на колокольню вздымем. А река Нива у нас буйна, порожиста, камениста. Над колоколом сейчас же большущий камень сам собой навалился, и вода округ его ровно котел кипящий завилась.
Ну, пришла англичанка, пошишевала, поразбойничала и ушла, однако. Пошли монахи к реке колокол здымать. А колокола-то уж и не достанешь. Как ни пытались — ничо не поделать: вода бурлит, крутится, а колокол все глубже под пороги на дно уходит. Так и отступились. И пошел с той поры у стариков завет — беспременно колокол вытащить. Как его опять на колокольню здынут да звоном своим серебряным он зазвенит — тут все снова по-старому и пойдет.