Верхом горы Экки обогнул холмы, спустился к озеру. Лолу он нашел на берегу - свесившуюся через борт надувной резиновой лодки, пропоротой корягой.

Мотор терпеливо фырчал. Волна гоняла по песку консервную банку с питьевой водой.

Экки тронул слипшиеся, потускневшие волосы девочки, накинул на ее обнаженные мокрые плечи штормовку.

- Идти можешь?

Лола открыла глаза, неуверенно поднялась, провела руками по телу сверху вниз:

- Ой, Экки, я рада, что мы здесь. А ты совсем не похож на того, который в инзоре.

- Нашла время... Идти можешь?

- Не знаю, а что это все?

- Думаешь, для нас с тобой? Как бы не так. На, обувайся!

Он усадил девочку на борт лодки, помог натянуть и зашнуровать трикони. Лола не могла сбить икоты и все еще вздрагивала то ли от холода, то ли от страха.

Отойдя от берега, Экки в просвете между холмами увидел вросшую в землю стену с прямоугольным окном внизу, через которое гора вторглась в искореженную каюту. Лола завороженно сделала несколько шагов, стала на колени, уперлась в срез, и мальчику волейневолей пришлось вслед за ней сунуть голову под раму.

Как раз в это время там, повинуясь чьей-то команде, начали таять переборки. Бытовки вбирали в себя стены, полы и потолки съеживались и утопали в магистральных трубах, точно звездолет постепенно уступал свой объем горе. На миг открылось изнутри все огромное пространство корабля сплетение труб и кабеля, суетливые, без паники людские фигурки в приметных спасательных скафандрах, неподвижные, ничем не удерживаемые в воздухе рамы двух тысяч взбесившихся картин, через которые вламывался в звездолет вымышленный художником и заново за годы полета додуманный каждым звездоплавателем забытознакомый мир.

Ошалев от этого зрелища, Экки потащил Лолу за руку прочь, прочь, все выше и выше по склону. Следом выскочили люди. Кричали, звали, настигли. Экки отбивался, заслонял собой девочку. Его повалили. Вырвали рюкзак. Втиснули в скафандр. Навинтили шлем.

И в таком виде, дрыгающего ногами и руками, выволокли через шлюз в Космос. Там уже перемигивались дюзами ракетные шлюпки, кувыркались аварийные плотики под ненадежными пленочными куполами, сновали светящиеся ярко-оранжевые командирские скутера. Спасатели подбирали одиночек в скафандрах и организовывали их, нанизывая за поясные карабины на буксирный фал.

Всюду плавали потерянные, ставшие внезапно ненужными вещи.

Экки кинулся обратно к шлюзу, застучал в створку, замуровавшую в корабле странный мир. Но кто-то решительно взял его за руку, до боли сжал через перчатку, и мальчик улыбнулся сквозь слезы, потому что это был Родий.

"Как мама?" - спросил он.

"У них все в порядке!" - почти не разжимая губ, ответил брат.

Звездолет висел в пустоте, покинутый и беззащитный. В абсолютном безмолвии не передающего звуков вакуума по его оболочке зазмеились трещины, обшивка лопнула, и оттуда, как цыпленок из яйца, прорезался острый пик заснеженной горы. В лучах Аламака снег показался сиреневым. Гора лезла и лезла из звездолета, все дальше разводя в Космосе половинки корабля, и уже непонятно было, как она первоначально в нем помещалась,- впрочем, загадка не загадочнее той, по которой взрослая курица, несущая яйца, сама когда-то вылупилась из яйца... Далеко отстав от горы, из звездолета выныривали все новые кусочки нарождающегося мира. Кусочки склеивались, притирались один к другому, на глазах образовывали нечто огромное и цельное.