- Что это?

Мама еще раз шлепнула себя по лбу. Я уже начал беспокоиться, что у нее может развиться опухоль мозга или что-нибудь в этом роде.

- О Боже, La Petite Maison dans le Bois![18] Почему я не подумала об этом с самого начала?

- Что это? - Спросил я.

- Его кабинет! Там, где он пишет! Если он где-то и есть, то только там! Вперед!

Она схватила меня за руку и повела вокруг мелкого края бассейна, но когда мы добрались до места, где начиналась гравийная дорожка, я остановился. Мама продолжала идти, и если бы Лиз не схватила меня за плечо, я, вероятно, упал бы лицом вниз.

- Мама? Мама!

Она нетерпеливо обернулась. Вот только это не то слово. Она выглядела почти безумной.

- Вперед, туда! Говорю вам, если он здесь, то это может быть только там!

- Тебе нужно успокоиться, Ти, - сказала Лиз. - Мы проверим его писательскую каюту, а потом, думаю, уберемся отсюда.

- Мама!

Мама не обратила на меня внимания. Она начала плакать, чего почти никогда не делала. Она не сделала этого, даже когда узнала, сколько денег хочет получить с неё Налоговая служба, в тот день она просто стучала кулаками по столу и называла их кучкой кровососущих ублюдков, но сейчас она плакала.

- Ты можешь убираться отсюда, если хочешь, но мы останемся здесь, пока Джейми не убедится, что это облом. Для тебя это может быть просто увеселительная прогулка, потакание сумасшедшей леди…

- Это несправедливо!

- ... но мы говорим о моей жизни.

- Я это знаю.

-… и жизни Джейми, и…

- МАМА!

Одна из худших вещей в том, чтобы быть ребенком, может быть, самая худшая, - это то, что взрослые игнорируют тебя, когда занимаются своим дерьмом. - МАМА! ЛИЗ! ВЫ ОБЕ! ПРЕКРАТИТЕ!

Они прекратили перепалку. Они посмотрели на меня. Мы стояли, две женщины и маленький мальчик в толстовке «Нью-Йорк Метс» с капюшоном, у осушенного бассейна пасмурным ноябрьским днем.

Я указал на посыпанную гравием дорожку, ведущую к маленькому домику в лесу, где мистер Томас писал свои книги о Роаноке.

- Он здесь, - сказал я.

Он подошел к нам, что меня не удивило. Большинство из них, не все, но большинство, на какое-то время притягиваются к живым людям, как жуки летят на свет. Это ужасный способ выразить происходящее, но это все, что я могу придумать. Я бы знал, что он мертв, даже если бы не знал, что он мертв, из-за того, во что он был одет. День был прохладный, но он был одет в простую белую футболку, мешковатые шорты и сандалии с ремешками, которые мама называла туфлями Иисуса. Кроме того, было еще кое-что, что-то странное: желтый пояс с голубой лентой, приколотой к нему.

Лиз что-то говорила маме о том, что там никого нет, а я просто делаю вид, но я не обращал на это внимания. Я высвободился из маминой руки и подошел к мистеру Томасу. Он остановился.

- Здравствуйте, мистер Томас, - сказал я. - Я Джейми Конклин. Сын Тиа.

- Да ладно тебе, - сказала Лиз у меня за спиной.

- Успокойся, - сказала мама, но скептицизм Лиз, должно быть, до нее дошел, потому что она спросила меня, уверен ли я, что мистер Томас действительно там.

Это я тоже проигнорировал. Меня интересовал пояс, который он носил. Он был на нем, когда он умер.