- Он растет, Ти. Ему нужна еда, даже если ты этого не понимаешь.

За это она мне нравилась, и за кое-что еще, но было и то, за что она мне не нравилось. Серьезные вещи. Я до этого доберусь, буду вынужден это сделать, но пока давайте просто скажем, что мои чувства к Элизабет Даттон, детективу 2-го класса, Нью-йоркского полицейского департамента, были сложными.

Она сказала еще кое-что, прежде чем мы добрались до Кротона-на-Гудзоне, и я должен об этом упомянуть. Она просто поддерживала разговор, но позже (я знаю, опять это слово) это оказалось важным. Лиз сказала, что Бомбила наконец-то кого-то убил.

Человек, который называл себя Бомбила, в последние несколько лет время от времени появлялся в местных новостях, особенно на «Нью-Йорк-Ван», который мама смотрела почти каждый вечер, пока готовила ужин (а иногда и пока мы ели, если это был день интересных новостей). «Царство террора»[16] Бомбилы - спасибо, «Нью-Йорк-Ван» за идиому - на самом деле началось еще до моего рождения, и он был своего рода городской легендой. Знаете, как Слендермен или Крюк, только со взрывчаткой.

- Кого? - Спросил я. - Кого он убил?

- Как скоро мы туда доберемся? - спросила мама. У нее не было ни малейшего интереса к Бомбиле; у нее была своя рыба, которую нужно было поджарить.

- Парня, который совершил ошибку, пытаясь воспользоваться одной из немногих оставшихся на Манхэттене телефонных будок, - сказала Лиз, игнорируя мою мать. - Саперы считают, что бомба взорвалась в ту же секунду, как он снял трубку. Две динамитные шашки…

- Нам обязательно об этом говорить? - спросила мама. - И почему все эти чертовы светофоры красные?

- Две динамитные шашки, приклеенные скотчем под маленьким выступом, куда люди могут класть сдачу, - продолжала Лиз, ничуть не смутившись. - Надо отдать ему должное, Бомбила - изобретательный СУКИН сын. Они собираются собрать еще одну оперативную группу - уже третью с 1996 года, - и я постараюсь в неё попасть. Я уже была в последней, так что у меня есть шанс, я могу поучаствовать сверхурочно.

- Зеленый свет, - сказала мама. - Двигай.

Лиз нажала на газ.

Я все еще доедал картошку фри (к тому времени уже остывшую, но я не возражал), когда мы свернули на маленькую тупиковую улочку под названием Булыжный переулок. Возможно, когда-то здесь и были булыжники, но теперь здесь был просто гладкий асфальт. А вот дом в конце переулка представлял собой настоящий Булыжный коттедж. Это был большой каменный дом с причудливыми резными ставнями и мхом на крыше. Вы слышите меня, мхом. С ума сойти, да? Там были ворота, но они были открыты. На столбах ворот, из того же серого камня, что и дом, висели две таблички. Одна гласила: НЕ НАРУШАЙТЕ ГРАНИЦЫ, МЫ УСТАЛИ ХОРОНИТЬ ТЕЛА. Другая, с изображением рычащей немецкой овчарки, гласила: БЕРЕГИТЕСЬ БОЙЦОВОЙ СОБАКИ.

Лиз остановилась и посмотрела на мою мать, подняв брови.

- Единственное тело, которое Реджис когда-либо хоронил, был его любимый попугай Фрэнсис, - сказала мама. - Назван в честь исследователя Фрэнсиса Дрейка. И у него никогда не было собаки.