Повинуясь приказу Пальместона, за образом которого должен был скрываться не менее чем сам Сатана, черти двинулись в нашу сторону, выставив впереди себя штыки ружей. И тут же, сдвинув меня влево, а отца Александра вправо, вперед выступили Ника-Кобра и Серегин, на ходу, синхронно, с лязгом обнажая свои мечи. Дочь Хаоса и меч бога войны, благословленный Порядком, будучи обнажены в столь незначительном по размеру помещении, грозили выбросом энергии просто атомного масштаба, но Серегину и Нике было все равно, потому что они находились в состоянии так называемой благородной ярости. Кто сказал, что у посвященных Хаосу не бывает такого состояния? Бывает, и еще какое. Тут просто важно оставаться человеком, а Ника и Серегин, несмотря на манипуляцию энергиями высших порядков, полностью сохранили человеческие качества души…
– Ну что, не ждали, твари?! – прорычал Серегин, когда, соединяя острия мечей, в воздухе возникло что-то вроде страшно гудящей вольтовой дуги между полюсами Хаоса и Порядка, а все вокруг залил яростный свет тотального уничтожения.
И в этот момент отец Александр начал читать свою молитву. И произошло чудо. Повинуясь его словам, вольтовая дуга Хаос-Порядок вместо сферы тотального уничтожения сформировала узкий и длинный клинок, который как кошачьим языком слизнул чертей в британских мундирах, а потом, игнорируя Эго Виктории, потянулся к самому Сатане-Пальмерстону. Но тот не стал демонстрировать ненужного героизма и, проворно спрыгнув со стула, подобно кролику, попытался улизнуть в какую-то нору. Он почти успел, но гудящий от напряжения язык первозданного пламени догнал его где-то в темной глубине и на прощание хорошенько поцеловал в туго обтянутый клетчатыми штанами зад. Раздался дикий вопль, завоняло так, будто раскаленным гвоздем прижгли таракана. Потом раздался хлопок, словно лопнул воздушный шарик, исчез яростный бело-голубой свет, который слепил мне глаза, гудение вольтовой дуги стихло; не успела я моргнуть глазом, а Серегин с Никой уже убрали свои мечи в ножны.
Осмотревшись я увидела, что от газет, которыми были оклеены стены, остались лишь лохмотья пепла, но было заметно, что, в отличии от Флоренс Найтингейл, старания прессы в одержимости Виктории отнюдь не играли ведущую роль. Там все было и проще, и сложнее. Как и предполагалось первоначально, причина одержимости Виктории лежала в личной сфере. Драма первой любви, наложившаяся на психику, искалеченную пресловутой Кенгсингтонской системой.
– А ты поплачь, девочка, поплачь, – пожалела я Викторию, погладив Эго по голове, – такова уж ваша королевская судьба – приносить себя в жертву той стране, которой вас угораздило править. Ни ты не могла уехать жить к нему, ни он к тебе. И угораздило же вас влюбиться в друг друга…
– Это неправда, мисс Анна, – упрямо возразило Эго, – мне рассказывали, что подобные случаи уже бывали. Король Кастилии и королева Арагона поженились и оставили своим детям объединенную Испанию. Король Литвы и королева Польши вступили в брак, и появилась Речь Посполитая. Если бы мы объединили Великобританию и Россию, то на свет родилась бы держава, по мощи превосходящая все остальные государства вместе взятые! Европа у нас испеклась бы как поросенок в духовке. Я уже все подсчитала. У вас армия, а у нас флот. У вас леса, поля, рудники, а у нас мастеровитый люд и промышленность. У вас земли до самого Тихого океана, а у нас колонии по всему свету. Мы с Александром любили бы друг друга и были бы счастливы, а потому сделали бы счастливыми всех своих подданных. А этот дурак (кивок в сторону портрета Николая Первого) взял и все испортил.