Анатолий Кальварский:

Стиляги-девушки носили узкие юбки, делали макияж. О них говорили, что они вообще проститутки. “Чувихи” носили в основном узкие юбки, блузы, и на боку такой большой бант. Было очень смешно, особенно когда у девицы короткие ноги и чуть пониже спины очень толстое все, и еще торчит бант, – это очень забавно смотрелось.

Виктор Лебедев:

Девушки тоже подражали каким-то киногероиням. Это еще до “бабетты”, до появления Брижит Бардо, до этих французских фильмов. У девчонок получалось намного элегантней, чем у парней, потому что женскую одежду шить, наверно, было проще, чем мужскую.

Мне кажется, сейчас у нас гораздо больше красивых девушек, чем было раньше. Тогда жизнь загоняла их в рамки. Либо были “синие чулки” комсомольские, либо была такая разнузданность, которая тоже отталкивала в какой-то степени.

И отношения с девушками были странные. Пуританская советская стыдливая мораль, что “у нас нет секса”, делала свое дело, и были очень смешные вещи. Какая-нибудь раскрепощенная девушка, которая, казалось бы, доступна, в последний момент не разрешала. Такое вот уродство, когда форма выдержана, а содержание – несколько иное.

Олег Яцкевич:

Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. У меня в пятьдесят восьмом году умерла мама – рано очень. Мамуля оставила мне большую кучу денег, как тогда казалось. На самом деле там была не такая и большая куча, но я купил себе “Москвич-401”. Это было событием! Ранее машина появилась у Леньки Фишельсона – у него мама работала артельщицей, а о них особый разговор. Игорь “Псих”, Миша Шпильман и немногие другие стали ездить с девчонками к шалашу Ленина в Разлив. Он там скрывался, вместе с Крупской и Зиновьевым. Но главное, что вечером там никого, дач никаких поблизости нет, и девятнадцать километров всего от города. Посадишь девушку – и дуешь туда, чтобы на свежем воздухе… Летом, весной, осенью, – мы “ленинцы” были что надо.

Вадим Неплох:

Музыканты пользовались у девушек каким-то особым вниманием. На нас смотрели как на неординарных людей. К тому же мы были не безобразными и что-то лопотали по-английски.

И в нашем окружении девушки не были пуританками. Блядства не было, но девушки тоже хотели быть свободными. Если им что-то нравилось, то они это делали. Была проблема с квартирой, проблема места.

Юрий Дормидошин:

Мы позиционировали себя как “высшее общество”, а девушки еще не успевали за этим. Мы более энергичные были. Алкоголь появился какой-то иностранный. Ну как откажешься от мартини? Плюс у нас была информация, мы могли о чем-то говорить. Мы были совершенно другие люди, и это притягивало девушек. Иногда доходило до абсурда. Мне друзья рассказывали историю: они прикинулись иностранцами, заклеили двух девушек, а потом говорят: “А давайте поменяемся партнерами”. И одна девушка: “Ну, я пойду поговорю с подругой”. И они слышат за перегородкой разговор. Одна: “Они хотят поменяться”. А другая: “Ну как так можно, у меня же с ним какие-то отношения”. А та ей: “Дура ты, так принято в высшем обществе!” Информация просто сшибала с ног, дезориентировала. А что нужно для обладания женщиной? Нужно дезориентировать ее. И дать какую-то перспективу, что-то новое. Это была, конечно, революция. Она не могла не коснуться секса. Секс, бизнес… Женщины являются стимулом всего этого.