После этого я подошёл к палатке и, слегка наклонившись, проходя, замер у входа: места в ней больше не было, четырёхместная, это не десятиместная.
— Как вам моё продовольствие? — холодно спросил я, держа англичан на прицеле автомата, да и пистолет под рукой, если что, из второго ствола добавлю.
Спрашивал на немецком, и, похоже, меня не поняли, тогда я повторил на русском, вот тут один летун оживился. Коверкая слова, он подтвердил, что знает наш язык, в сорок первом перегонял несколько морских авиаразведчиков в Мурманск и завис у нас на всю зиму, вот и подтянул знание языка. Более того, он меня узнал, мол, видел в немецких газетах, правда, не объяснил в каких.
— У нас на родине воров казнят, а вы — воры, вы увели моё добро. Сейчас выходим из палатки, я не хочу, чтобы пули её повредили.
— Но мы союзники! — воскликнул русскоговорящий.
— Если бы вы подумали головой, то догадались бы, что немцы лодки не прячут, и дождались бы меня. И этого неприятного инцидента не возникло бы. Но вы поступили по-своему, как шакалы. Воры союзниками быть не могут. Если бы вам нужны были трофеи, отбили бы их у немцев, как это сделал я, так нет, вы, как воры, чужое добро только можете уводить. А с ворами у меня разговор короткий. К стенке их ставлю. Вылезайте. Руки держать на виду.
Медлить я не стал, до сих пор злоба на них клокотала, и, как вылезли, перечеркнул их короткой очередью. Те попадали на землю. Подойдя к каждому, ещё и выстрелил в затылок. Никаких эмоций я не испытывал, а злоба неожиданно сама прошла, поэтому чувства были приглушены. То, что выстрелы мои могли слышать, я не переживал, вряд ли они донеслись далеко. Англичане правильно лагерь разбили, не на берегу, а в глубине кустарника, и звуки глушились. Поэтому не думаю, что кто-то слышал мой автомат. Если только ближний пост.
— Ну вот и всё, если бы вы моё добро не увели, плевать бы я на вас хотел, а так сами виноваты. Ну а теперь валим к яхте… хм, мимо постов. Ничего, что-нибудь придумаем.
Собрался я достаточно быстро. Часть вещей из лодки те вытащили, освобождались от того, что им не нужно, можно им спасибо сказать разве что за то, что не поломали ничего. Когда вещи все были закружены в лодку, я подошёл к телам убитых. Снял с них все пояса с пистолетами. Было два браунинга и револьвер, «уэбли» вроде называется, пойдут в коллекцию. Если что, скажу, у немцев затрофеил.
Теперь я занялся подставой. Да-да, я собирался навести немцев на то, что это англичане похитили старших офицеров, устроив бойню на стоянке яхт, причём генерала и адмирала они мучительно умертвили. У меня всё было с собой, в ранце, ещё на яхте подготовился.
Тела я оставил как есть, просто внёс некоторые штрихи. На ветку дерева повесил канат, обрезав его высоко, по идее, это петля, на которой генерала и адмирала повесили. Чтобы было понятно, оставил такую же аккуратно кольцами свёрнутую верёвку с уже навязанной петлёй, всё как по закону Линча. Положил у ствола этого же дерева, разберутся. Сапоги лейтенанта, адъютанта адмирала, тут же оставил, они подписанные были на голенище, не спутают. Потом собрал крупные камни-окатыши и связал из верёвки сетку, будто камни нужны, чтобы на дно лагуны отправить груз вроде человеческих тел. Мятую генеральскую фуражку забросил в кусты. В общем, полный вид того, что англичане захватили катер с высокопоставленными чинами, убив охрану и их сопровождение, а тут, хорошенько поиздевавшись, утопили тела. То, что точно издевались, так я перед отплытием разведу костерок под обрезанной верёвкой, будто подвешенным, пока они хрипели в петле, пятки поджаривали. Всё в стиле англичан, они так делали, пока в Африке законы свои наводили, немцы это знают.