И ведь нельзя назвать такую надежду безосновательной. После распада Советского Союза Центр ни разу не давал о себе знать, и он был уверен: это навсегда.
Но от судьбы не уйдешь.
Он миновал рудники в Лёвсте. А вот и роковая бензоколонка. Рядом с неприметной пентаграммой кто-то нарисовал спреем огромный мужской член со всеми анатомическими подробностями, будто хотел отвлечь внимание от тайного знака.
Впереди шла старая «вольво», взметая за собой снежные фонтаны.
Все. Последний раз. Он больше не оказывает услуг Центру.
Так он решил. За ним закрылась тяжелая дверь отеля «Дипломат», и он облегченно вздохнул. Кошмарные часы в номере 431. Вздохнул и с чувством послал ко всем чертям и Центр, и Хайнца Андреевича. Ему больше всего хотелось залезть в постель и похлопать Марианн по щедро вылепленному заду. Увидеть детей, Ханса и Сабину, и пятилетнюю внучку Туву. Тува… невинное существо. Как невинность оборачивается цинизмом, он хорошо знал на собственном опыте.
«Последний раз, последний раз», – клялся он себе, шагая по парадной Страндвеген. Оказывается, не последний – опять едет проверить, нет ли нового задания.
Да, в юности он был завербован советскими спецслужбами. Прошел подготовку. Но вся его шпионская деятельность заключалась в сборе совершенно безобидной информации о ядерной станции «Форсмарк». Как выглядит зал управления, какие принимаются меры безопасности. Имена сотрудников. Один раз Центр даже запросил список членов спортивного клуба «Форсмарк». Хайнц снабжал Центр информацией, даже не спрашивая, зачем она и как ее можно использовать. А мог бы спросить, потому что совершенно не понимал, для чего нужны все эти чепуховые сведения.
Но он знал и другое: логику спецслужб далеким от всего этого людям понять трудно.
Как бы там ни было, Хайнц себя уговорил: никакой тайны, ставящей под угрозу безопасность Шведского королевства, он своим кукловодам не откроет.
Разумеется, понимал, что именно так рассуждают все информаторы. Зарывают голову в песок и делают вид, что не понимают, как из фрагментов пазла, которыми они снабжают своих работодателей, где-то там, в тайных кабинетах, складывается цельная картина. А может, даже и не делают вид, а и в самом деле не понимают. И, самое главное, не хотят понимать.
Первое время он ни в чем не сомневался – сказывалась выучка. Он даже был готов выполнять и другие, куда более рискованные задания. Но шли годы, и его романтический идеализм постепенно поблек и выветрился. Он все больше и больше сживался со страной, в которой поселился. Стал шведом. И перестал сознавать себя коммунистом, посвятившим жизнь борьбе за счастье всего человечества.
А очень скоро замолчал и Центр, как старый радиоприемник, в котором сгорела какая-то лампа.
Свернул на узкую грунтовую дорогу к Шельшё. Обломившийся сук, который он убрал с дороги в последний раз, так и лежал на обочине. Только теперь был покрыт толстым слоем снега.
Быстро стемнело. Он оставил машину около огромной ели и вышел в зимний мрак.