«У тебя всё равно не получается», — подумала Даша, но не стала Перу огорчать.
— Покрывали эту землю волны Великого Пермского моря, потом давили на неё многометровые толщи Вечного льда. Море высохло, лёд уполз на север, и поселились здесь всякие жители. В лесах обитали звери и лесные духи, в воде — рыбы и водные божества, каждое дерево было разумным, в каждом камне светилась душа… Люди тоже были, они пришли с юга, когда отступил ледник. Древние племена неведомого языка, теперь их называют чудь. Потом на нашей земле сделались те народы, какие ты знаешь. Коми-пермяке жили здесь, коми-зыряне — к западу, где твоя родина, Даша. Но это братья, близкая родня. На севере и на востоке, за Камнем, жили вогулы, на их языке — манси, тоже родня, но дальняя. Они были воинственны, нападали на поселки коми — сие считалось доблестью, а не злодейством. Ещё севернее жили ненцы, пасли оленей — ух, хорошие охотники! У всех были свои лесные и водяные божества.
— Мы с вогульскими духами не ссорились, — вставил Вэрса. — Что нам делить? Земля велика, лесов на всех хватит. Это люди вечно выясняют, кто сильнее.
— Да, — грустно кивнул Пера. — Выясняют. То вогулы придут с войной на коми землю, то татары из Сибирского царства, то новгородцы да суздальцы, да московиты — за мехами. Крутые разборки всю дорогу.
— Это я по истории учила, — сказала Даша.
— И вот в XV веке русские заявились сюда навсегда, — продолжил Пера. — Хотя коми их, что характерно, не звали. И привели своего Бога и святых — ну, тут мы сильно не возражали, Бог хороший, добрый. И постепенно эта земля стала русской. И Чердынь — русский город, только название осталось коми-пермяцкое: «чер» или «шер» — это ручей, «дынь» — устье. И были здесь богатые земли, много деревень и красивых городков.
— А теперь?
— Всё менялось медленно. Сначала люди сделались равнодушны, коми-пермяки забыли коми-язык, а русские исковеркали свой русский матом и чужестранными словами. Из деревень жители стали уходить в города. Из маленьких городов — в большие. Деревни и мелкие города пустели, разрушались, тратить деньги на их восстановление было невыгодным, а любить родной дом считалось стыдным. Всё дальше и дальше на юг и запад отселялись люди — за нормальными заработками, за интересной городской жизнью, за карьерой… это ведь не преступление — хотеть хорошей жизни, правда?
И наконец люди ушли совсем, и Чердынь опустела. И Покча, и Искор, и Ныроб, и Пянтег, и Редикор…
— В Редикоре страшно, — вздохнул Вэрса.
— Уходя, люди забрали с собой своих богов, — грустно сказал Пера. — В здешних разрушенных церквях нет больше доброго Иисуса и заботливого Николая Угодника, милосердной Богоматери и строгого Петра… они ушли вместе с людьми, чтобы не бросать их, непутёвых. А опустевшие церкви и города заняли прежние хозяева здешних мест, древние духи коми и вогулов. Они тут жили до прихода христианских святых, он остались с этой землёй навсегда.
— Без людей скучно, — опять вздохнул Вэрса. — Орты — разве это компания?
— Про орта я тебе уже объяснял, Даша, это нечто вроде души — сказал Пера. — Они не злые, просто бродят — и всё. Правда, если попадётся безголовый орт — это плохая примета, к смерти. Здесь ведь много людей умерло за тысячи лет, много ортов осталось. Святой Николай когда здесь хозяйничал, то не давал им выходить на свободу, а он ушёл — орты и повылазили.