Даша шагала по тому, что когда-то было гордой Чердынью, и всеми своими клеточками чувствовала, что город умер. Глазницы выбитых окон в почти целых домах улицы Советской смотрели вдаль, за Колву. Хорошо, что они не смотрели на Дашу. Стемнело, но свет в окнах не зажёгся, но что Даша смутно надеялась. Целые дома чередовались с грудами битого кирпича. Мёртвая церковь стояла с проломленным куполом и с берёзкой на карнизе. В купол безнадёжно заглядывала звезда. Вторая церковь обгорела и потеряла две стены, а на колокольне — на просвет — чудился подвешенный колокол. Если прямо не глядеть, то боковым зрение видно, что висит колокол, а взглянешь в упор — нету, пуста колокольня. Вдоль обрушенного забора крались две тени, оставляя светящиеся синие следы — ну, это уж точно мерещилось. Оптический обман, да?

Даша отвлеклась на разглядывание теней, запнулась за что-то круглое и заорала, опознав череп. Какой-то мелкий, младенца что ли…

— Не верещи, это кукла, — обернулся Пера. — Кукольная голова отломилась. Люди уходили, ненужное выбросили.

Лысая пупсовая голова лежала в пыли на боку, кверху пластмассовым ухом. Дашка хотела её пнуть в отместку за пережитый страх. Но голова повернулась, ощерилась, нарисованные глазки сверкнули. Даша отскочила и схватилась за Перу.

— Это кино снимают, да? — дрожащим голосом спросила она. — Это же не настоящая Чердынь. У нас Ленка из класса в прошлые каникулы ездила на экскурсию «Соликамск-Усолье-Чердынь», так нормальный город был, она фотки показывала.

— Усолья уже тоже нет, — сказал Пера. — Соликамск ещё держится. Я всё расскажу, Даша, хотя я сам многого не понимаю.

— Чердынь развалилась за полгода? И нигде по телевизору про это не говорили? — упрямо не верила Даша. — Не может быть. Мы что, в какой-то плохой фантастике?

— Мы в будущем, — грустно сказал Пера. — И совсем недалёком. Ну, вот и музей, здесь поуютнее.

— Заходите, заходите, гости дорогие, — засуетилась Ёма. — Осторожно, ступеньки обвалились, а дверь просто так прислонённая, она с петель соскочила. Вот я ее отодвину, проходите в коридорчик и в зал. Где-то лучина была. Ага, вот она. Сейчас лучину зажгу, светло будет. Кыш! Пшёл вон!

И махнула рукой в сторону окна. В треснувшее стекло заглядывала светящаяся курносая морда, довольно милая. От ёминого «кыша» морда посинела и отвалилась.

— А я думала, баба Яга в лесу живёт, — сказала Даша, стоявшая к окну спиной и морду не заметившая.

— Раньше в лесу и жила, в избушке на курьих ножках. А потом люди ушли, и тут такая жилплощадь освободилась — загляденье! Два этажа, лестница, как во дворце! Одна стена, правда, рухнула, но ещё целых три осталось. Одинокой женщине три стены более чем достаточно. Вот крыша над залом советской истории протекает, так это ничего, там я себе душ устроила. Очень удобно. Как дождь, так я моюсь. А дожди у нас часто, так что моюсь я тоже часто. Зато какой дом! Особняк купца Юрганова, построен в 1851 году!

— А тебе-то, старая, что до Юрганова-купца? Когда он тут земской управой командовал, ты в парме сидела, мухоморы жарила, — подковырнул Ёму Вэрса.