Девушка молчала, и Ахмед тряхнул ее как тряпичную куклу.

— Говори, сука, не то почки отобью. Вытащу их через горло.

— Трахать, — прошипела девчонка, — ты говорил, что вы будете меня трахать.

— Правильно. А ты знаешь, Костя, как быстро садятся на героин? Не знаешь. Я покажу тебе…

Он достал шприц из кармана и покрутил им перед носом парня, которого бил озноб.

— Твоя Светочка станет наркоманкой за пару дней. Станет обдолбанной шалавой, которая будет трахаться за дозу. Шоу начинается. Мы будем снимать кино, Костя. А ты будешь играть в нем главную роль. Ты и соска твоя.

Весь последующий час Ахмед сидел в кресле напротив парня и курил сигару, демонстративно смотрел какой-то клип*, постоянно возвращая на повтор один и тот же трэк, пока его головорезы трахали девчонку, после того как Ахмед заставил ее активно трудится ртом над его членом, но так и не кончил.

Теперь они били ее по лицу, рвали на части, насиловали по очереди и одновременно, снимая на сотовые телефоны… Она плакала и кричала, а парень на веревках, сорвав горло мольбами и проклятиями, наконец-то затих, зажмурившись, стиснув челюсти.

— Эй, Рустам, смотри, что я нашел, а? Как тебе? Надо будет поиграть.

Парень, который смотрел в сотовый Ахмеда, заржал.*1

— Поиграем, Ахмед. Бакиру понравится твоя идея. Только откуда почерпнул потом укажи, а то авторские права и все такое…

Теперь они ржали оба под стоны девчонки и грязные ругательства мужчин.

— А то. Авторские права — это крутое преступление. Вот я бы, Рустам, обиделся, если бы кто-то это шоу, — он кивнул на девчонку, — себе присвоил.

— Так ты подпись оставь, Ахмед. Глянь, а мразь на твой шедевр не смотрит.

Ахмед сунул сотовый в карман и подошел к Костяну, потянул за волосы, заставляя поднять голову.

— Ребята, дайте-ка горючего, у нас тут двигатель заглох.

Ему подали бутылку дешевой водки и тот насильно влил парню в горло так много, что тот начал задыхаться и кашлять. Ахмед зажал ему рот пятерней.

— Глотай. Не смей блевать — сожрать заставлю. Ты смотри, Костя, — дернул снова за чуб, — ей нравится. Тебе хорошо видно, как они долбят ее в обе дырки, а как она глотает, ты видишь? Готов поспорить, что у тебя она не глотала. А ты знаешь, она пару раз кончила, — парень снова заплакал, — не то чтобы хотела, но бабская физиология — такая штука, когда им натираешь одно заветное местечко, они кончают. Текут и кончают… Может, она у тебя кайфует от боли, а, Костя? Плачешь, родной? И я плакал, когда Камрана хоронил. И мама моя плакала, и отец. А соска твоя уже не плачет… видишь, она полудохлая? Как думаешь, мы ей все там порвали, или после нас можно еще пользовать? Только детей у нее не будет, наверное, Костя.

Парень заскулил, как собака. Таким тонким голосом, переходящим в высокочастотный писк. Пока Ахмед не ударил его по лицу кулаком. Тряхнул рукой.

— Заткнись, мразь.

Вакханалия длилась бесконечно, сопровождаемая визгом и рыданиями, стонами насильников и похотливыми окриками, шлепками, матами. Девчонку рвало на бетонный пол подвала, шаталась на четвереньках, и пыталась уползти к двери, когда они менялись и у нее появлялась небольшая передышка. Но ее догоняли и продолжали насиловать под смех и улюлюканье, под рыдания Костяна и всхлипывания самой жертвы. Она уже не кричала и не сопротивлялась.