— Уху! Уху! — подала громкий голос ещё одна ночная обитательница.

Это был добрый знак. Совы — летописцы богини мудрости, покровительницы колдовства. А вот орден Белого Пламени зверей и птиц не почитает, преклоняясь перед какими-то высшими сферами.

Я часто останавливался у кустов, придерживая ветки и дожидаясь Миру. Племянница держалась молодцом, шла тихо и не пыхтела, как Брой в первой вылазке.

К самому лагерю мы не стали подходить, так как сильно приближаться опасно, впрочем, с небольшого холма, расположенного в трёх стадиях от неприятеля, костры, люди у них, и силуэт биремы, качающейся на волнах, сносно виднелись. Пламя поднимало к небу снопы искр, освещало человеческие фигуры и выхватывало из тьмы остовы домов. До нас долетали грубые гортанные голоса и стук топора. Ветер доносил гарь и запах какой-то каши, готовящейся в большом котле. Я попытался отыскать глазами рыцаря, но тщетно. Даже если он среди сидящих у огня, различить с такого расстояния не получится. Они все сейчас укутаны в одинаковые серые шерстяные плащи.

Когда Мираэль догнала меня, я подался поближе к ней и начал шептать на самое ухо.

— Сейчас направь гребца вправо. Там широкая тропа. По ней мертвец сможет миновать дозорного и приблизиться к стоянке. Рыцаря мы вряд ли раним, слишком крепкий орешек, но его отряд немного проредим.

Но ведь они же сбегутся. Дозорный успеет поднять тревогу, — тихо спросила Мира.

— Ты не поверишь, — усмехнулся я в ответ, — именно это мне и надо. Слушай дальше. Как начнут выскакивать, нужно, чтоб гребец поднял амфору над головой и побежал к толпе.

— Дядя Ир, но я сама почти ничего не вижу. Как я укажу нежити, куда идти?

— Хочешь узнать, как видят мир мёртвые? — переспросил я, а потом притянул к себе племянницу, развернул спиной к себе и зажал её глаза своими ладонями.

Это сложный фокус, доступный только мастерам высшей гильдии, но ведь я им и был.

Сначала успокоить сердце. С этого всегда всё начинается. А потом приоткрыться бездне, не сильно, совсем чуточку. Пусть волна извечного мрака коснётся паутины моей души, и тогда можно видеть глазами мёртвых.

— Привяжи к себе мертвеца, — прошептал я. — Нащупай узелок, что отвечает за глаза, распутай его и представь, что ты сама нежить.

Мира сделала вдох, сжала щепотью воздух и потянула на себя, словно в самом деле нашла кончик нити.

— Тук. Тук. Тук, — тихо стучало в груди, отмеряя мгновения. — Тук. Тук. Тук.

Прошло не так много времени, и Мираэль едва слышно ахнула. Я знал, что сейчас она видела. Мир сперва наполнился белой искрящейся пылью, бесцельно кружащейся в воздухе, а потом та начала складываться в фигуры, словно серебристая пыльца прилипла к кустам, мелкой живности и людям, блестя в лунном свете. Различить что-то можно было в пределах трёх десятков шагов. Дальше пыльца терялась в изначальном мраке.

— Веди его, — прошептал я, и племянница выставила перед собой руку.

Гребец направился вперёд. Сперва неуверенно, словно лошадь, ведомая всадником новичком, а потом всё быстрее и быстрее.

Мира повела ладонью влево, и мертвец начал по ровной дуге огибать кустарник. Племянница время от времени водила пальцами по воздуху, заставляя гребца поворачивать голову.