— Что бы это нам дало? — тихо спросил пират, отползая назад.

— Всего орденов пять, по числу царств, образовавших когда-то империю Нальта. Самый сильный из орденов Белого Пламени — Тевтоника. И самые опасные противники именно из их числа.

Мы отползли от своего места, и прежде чем встать в полный рост, ещё долго крались пригнувшись от куста к кусту. Обратный путь одолевали быстрым шагом. Даже побледневший и хватающий ртом воздух Брой держался до последнего. Я же умудрился сильно оцарапать плечо о заросли колючего кустарника, и, пытаясь унять боль, не сразу услышал тихий плач, доносящийся со стороны нашей стоянки. — Боги, помилуйте, — прошептал я и бросился вперёд.

Воображение уже рисовало растерзанный и изнасилованный труп племяшки, и от этого сердце начало биться в груди, словно молот, гоня меня всё быстрее и быстрее.

На поляну я даже не выбежал, а вылетел. А вылетев, замер. Мираэль лежала на камнях, свернувшись калачиком, и тонкий ручеёк, протекающий под ней, был окрашен красным. Над племяшкой на коленях сидела Таколя, тихо скулила, растирая слёзы и сопли по лицу, и толкала девушку.

— Гашпожа, вштаньте. Гашпажа, пажалушта.

Рядом с ними стояла молодая женщина в серой окровавленной тунике и ошейнике рабыни. Женщина глядела перед собой ничего не выражающим взглядом, а к её ноге испуганно жался мальчонка лет четырёх. Он таращился на нас, как на опасных зверей, часто моргая и надув дрожащие губы.

— Что случилось? — выкрикнул я, упав на камни рядом с неподвижной племяшкой, и приложил руку к шее.

Сонная жилка билась, но очень слабо, словно девушка решала, в каком мире ей быть.

— Гашпадин, — захлёбываясь плачем, начала Таколя. — Я ждать… а она там… а потом они… а потом это…

Я осторожно подхватил безвольное тельце и сунул руку под одежду, призывая заклятие лекарей. Пальцы скользили по коже, ища раны, но не находили.

— Мира, Мира, Мира, — шептал я, — не уходи.

— Мастер, — позвал меня Брой. — Мастер, погляди.

— Что?! — огрызнулся я, качая у себя на руках племяшку.

— Погляди.

Я повернул голову, и пират, стоящий позади женщины, поднял руку, положил между ее лопатками, а потом что-то потянул. Это нечто издало влажный хруст, а следом на ладони Броя оказался окровавленный обломок стрелы. Женщина при этом даже не моргнула.

— Там ещё один застрял, — пробасил пират, а я прижал к себе племянницу и начал раскачиваться и гладить её по волосам. — Пожалуйста, не уходи, — бормотал я, словно заклинание.

Наш караван уходил в сторону от ручья, в сосновый лес, перемежающийся с зарослями густого кустарника, так как идти дальше вдоль русла было опасно. Солнце стояло высоко, роняя пятна света на белёсые камни, серую землю и невысокую траву соснового подлеска, сквозь кроны высоких деревьев. В кустах громко и самозабвенно пели свои причудливые песни мелкие птахи, которых и не видно-то было вовсе из-за размеров. Верхушки зелёных великанов тихо шептались меж собой, а под ногами хрустели мелкие веточки.

— Мама, я есть хочу, — хныкал мальчик, держась за подол платья мертвячки, которая шла ровным шагом вслед за бывшими гребцами, а ныне носильщиками. — Мама, кушать.