— У таких гнид, как ты, есть два пути, — с холодной яростью заговорил Пассан. — Попроще и посложнее.

Его собеседник попытался сглотнуть; кадык задергался, но, похоже, ничего не вышло.

— Тот, что попроще: я прямо сейчас отведу тебя в тихий уголок и двумя бетонными плитами размозжу тебе яйца. Мой собственный вариант химической кастрации.

Вернан молчал. Пассан догадывался, что под столом тот медленно, едва не сдирая кожу, трет ладонь о ладонь.

— А… сложный путь? — выдохнул тот наконец.

— Правосудие пойдет своим ходом. С тем, что у нас на тебя есть, и с тем, что я добавлю, ты сядешь надолго.

— Вы…

— В тюряге с гадами вроде тебя обхождение особое. Это будет подольше, чем с бетонными плитами, да и побольнее, но уж поверь, в итоге выйдет то же самое. Будешь хранить свои яйца в банке, как евнухи в китайской империи.

— Вы… вы точно легавый?

— На свете полно легавых вроде меня, сраный урод. — Пассан ухмыльнулся. — И слава богу. Не то такие говнюки, как ты, гуляли бы на свободе и развлекались себе с малолетками.

— Чего… чего вам надо?

— Ручка найдется?

Чиновник протянул ему «Стайпен». Наверняка подумал, что Пассан собирается вогнать ее ему под ноготь или выколоть глаз.

— Дай руку.

Видимо, Вернан решил, что плохо придется ногтю, но Оливье всего лишь записал у него на ладони фамилию Гийара.

— Рожден анонимно семнадцатого июля семьдесят первого года в Сен-Дени. Завтра в полдень здесь же передашь мне его досье.

— Невозможно. Вся эта информация конфиденциальна. К тому же это и не в моем ведении.

— Вот что действительно невозможно, так это убрать твое хреново имя из списка. — Пассан потряс бумагами.

— Фамилия… — Вернан взглянул на свою ладонь, — очень распространенная.

— Семнадцатого июля семьдесят первого года. Сен-Дени. Найдешь. Я на тебя полагаюсь.

Пассан сунул бумаги в карман и плюнул извращенцу в пиво.

— Завтра в полдень, здесь же. И не вздумай меня подвести.

Выходя из ресторана, он чувствовал, что пиджак прилип к его мокрым от пота плечам. Не староват ли он для таких выходок? В то же время Пассан чувствовал, что неплохо справился с ролью злого полицейского, а в его профессии — это вроде страховки на будущее.

Седьмой час. Начинается второй раунд.

Наоко скачала из Интернета испанский DVD, единственную доступную версию «The Sky’s the Limit».[14] Малоизвестный фильм Фреда Астера 1943 года. Хотя ее мать была фанаткой Годара, Трюффо и Рене, Наоко любила лишь классический балет и чечетку. Пассан бы предпочел, чтобы ей нравились фильмы Мидзогути и театр кабуки. Другие думали, что она обожает японских идолов[15] и безумные представления буто. Но нет, вкусы у нее были скорее западные, причем старомодные. Ее восхищали классические балеты — «Жизель», «Коппелия», «Лебединое озеро». Она знала наизусть имена всех прима-балерин и хореографов. В юности в Токио сердце ее билось в такт па-де-де. В то время она часто мечтала об Грандопера и Большом — легендарных театрах, в которых поклялась себе побывать.