Пассан протер тыльной стороной ладони запотевшее стекло. Сквозь мутную завесу дождя виднелись, убегая за горизонт, бесконечные скопления домов. Жилые здания теснились друг к другу, заполняя все свободное пространство, и подступали вплотную к железнодорожной линии. Над их серой массой возвышался лес спутниковых антенн, жестяных навесов и лаково блестевших под дождем крыш. Пейзаж напоминал старинный рисунок, на котором размытая тушь создает массу монохромных оттенков.

Июнь в Японии — сезон дождей. Его здесь называют «цую» или «баю». На протяжении нескольких недель идут затяжные ливни. Иногда они сменяются моросящим дождиком или водяной пылью, но полностью выпадение осадков не прекращается. Все вокруг пропитывается сыростью — люди и идеи. При этом царит жара — влажная, тягучая, удушающая. Невыносимая. Муссон — но без тропических ветров. Всемирный потоп — но без Ноя. Остается одно — ждать лета. Настоящего лета. И японцы ждут его — терпеливо, как посетители автоматической прачечной ждут, когда высохнет выстиранное белье.

Тиба. Фунабаси. Такасаго. Токио. Пассан и Сигэру ехали молча — не в поезде же разговаривать. Наконец экспресс добрался до центра города, длинной иглой вонзившись в его сердцевину.

— Возьмем такси, — сказал японец на станции «Сибая».

Сибая — один из самых современных районов Токио. Пестрота неоновых огней, стеклянные фасады, магазины электроники, девушки, при одном взгляде на которых в голове само собой всплывает определение «каваий»,[32] — стереотипы, знакомые каждому. Но сегодня все вокруг — башни, вывески, автомобили, зонтики — терялось за пеленой дождя. Стук капель перекрывал шум уличного движения, грохот поездов метро, музыку, доносящуюся из лавок, гомон толпы…

— Подожди меня здесь, — крикнул Сигэру.

Пассан встал под козырьком магазина, торгующего сотовыми телефонами. И снова ему в глаза бросились приметы экономии: витрины, обычно ярко освещенные, тонули в тревожном полумраке, автоматы для продажи прохладительных напитков стояли с потушенными огнями. Многие лавки были и вовсе закрыты. Токио словно медленно приходил в себя после тяжелой болезни.

Полицейский расправил плечи и полной грудью вдохнул воздух Японии. Со всех сторон его окружали зонты. Огромные, как купола, разноцветные, как пляжные зонтики, или прозрачные, как кислородные палатки. Под ними угадывались жители Токио — торопливо шагающие служащие, девчонки в мини-юбках и ажурных чулках, озабоченные матери семейств, похожие на огромных черепах, несущих на плечах весь свой дом с чадами и домочадцами, «содза» — молодые тощие парни с вытравленными желтыми волосами, в сапогах крокодиловой кожи, казалось накачанные «колесами» и окончательно потерявшие душу в лабиринтах информационных сетей.

— Оливье-сан!

Сигэру нашел машину. Пассан пробрался через толпу и скользнул внутрь салона. Белые перчатки, запах прачечной, автоматически открывающиеся дверцы — японские таксисты, в отличие от парижских, демонстрировали вершину профессионализма.

Пассан отдышался и уселся удобнее, прижимая к груди сумку. Как всегда, ему пришлось смириться с ролью ведомого. Но у него не было иного выхода — он ничегошеньки не понимал в японских надписях, да и с чувством направления у него дела обстояли не блестяще. Кроме того, он знал, что большинство токийских улиц не имеют названий, а дома на них не пронумерованы.