Когда до них дошла очередь, к ним подошел офицер. Настоящий урод в комбинезоне защитного цвета. Здоровый как Морган Асте[6], шеи нет, после спины могучая лысая голова, на кончике которой видно на клею сидит плоский блин кепи бордового цвета. Верховный вздыхает: Валентин обожал бардовый.

Офицер закидывает автомат за спину и долго изучает документы. За ним на мосту стоит танк. Дуло опущено горизонтально — прямо в лоб вытянувшейся колонне. Если стрельнет — десятка 2 машин перестанут существовать.

Десантники курят, пьют ситро из банок, швыряя пустые в Сену[7]. Варвары захватили Рим, о Боже!

Офицер просит Верховного выйти и открыть багажник. Сколько сейчас невидимых прицелов скрестилось на лысой башке! Если снайперы сейчас все одновременно выстрелят — лысый исчезнет, будто никогда и не был в Париже.

В багажнике ничего нет, кроме скрупулёзно подобранных вещей в чемоданах. Трусы и все такое.

Офицер подносит тангенту ко рту:

— Запиши: сынок со старухой!

Диктует номер.

Дает отмашку. Идет к следующей машине. Там тот идиот в кашне. Тот сразу что — то начинает говорить. Офицер оборачивается.

Не торопись, уговаривает себя Верховный. Тебя не узнали.

С третьей попытки убогий «ситроен» заводится. Верховный медленно проезжает мимо танка. Десантник с брони плюет ему вслед.

Верховный проезжает[8].

Мост остается позади.

Уже прошедшая осмотр машина, безучастно скучающая на обочине, пристраивается спереди. Это сопровождение.

Парижские улицы медленно уплывают назад.

Этой драки в баре «Каролеофан» не должно было быть. Но обо всем по порядку.

На свете много неприятных людей, но Герман Антонович Холуянов не затерялся бы среди них. Мы познакомились в военной комендатуре Шербура, где Холуянов представился начфином экспедиции. Мне отчаянно не повезло, что мы прибыли туда одновременно, нас зарегистрировали и на одном такси отправили в отель «Центр — Портовый» на авеню Карно 65.

Товарищ был не тот, чью фотографию хотелось бы носить в портмоне. Голова как вытянутая дыня. Лысоватый и гладкий, насквозь стерилизованный и пронафталиненный.

Он презирал людей ниже себя по рангу и закатил в комендатуре мерзкий скандал.

— Я выдающийся финансист, а вы меня в обычную гостиницу! — орал он, не выговаривая половину букв в алфавите и шлепая широкими мокрыми губами.

Так и хотелось сказать ему, что его место в конюшне, но он уже обезоруживающе улыбался мне и был сама вежливость:

— Дорогой мой, не проехать ли нам в о-тэль?

Улыбка тоже могла быть занесена в арсенал сильных сторон. В любой ситуации казалось, что он глумливо ухмыляется над вами. Возможно так и было, ведь он считал себя умнее всех.

Должным образом я оценил и секретность миссии. В Шербуре о крейсере знали все. Скрыть такую громаду на пирсе действительно было сложно. Но каким — то образом местное население прознало и о самой миссии, что вообще ни в какие ворота не лезло.

Стоило нам вылезти с начфином у отеля, как мерзкая старуха, просящая подаяние у дверей, уставила в нас перст и провозгласила: