— Ты всё еще общаешься с этим придурком?!

Скрип зубов я вроде не придумала, а значит, знаю, где у Мирона Бирюкова больная мозоль. И мне так нравится на нее давить!

— Он не придурок. Он мой бывший муж, который хочет меня вернуть. А если подумать, то я с ним за измену расквиталась, поэтому можем простить друг друга и снова соединиться.

— Нина, не неси бред, — выражает он свое пренебрежение.

— Не веришь? — Достаю телефон, листая контакты, но в это время к нам приносят огромных лобстеров и прочих гадов, начиная выставлять на стол.

— Не верю. Ты слишком гордая, чтобы вернуться к этому болвану.

— Возможно. Но всё же он мне ближе, чем случайный мужчина, который заделал ребенка и сбежал.

Несчастный официант чуть не роняет поднос, услышав отрывок наших разборок, я затыкаю себе рот, а Мирон лишь хмыкает, сложив руки на груди.

— И всё же природа распорядилась так, — рассуждает как ни в чем не бывало, игнорируя присутствие постороннего, — что даже случайный мужчина может стать полноценным участником твоей жизни. Ведь я отец и имею права на ребенка.

— Какое поразительное рвение участвовать в жизни человека, который даже еще не появился!

— Кстати, клинику и врача подберу тебе я, — вставляет он замечание с таким видом, будто всё, что я говорю, ему не колышет. Ничем его не прошибить.

— Теперь я, кажется, понимаю, почему жена и тесть решили тебя прикончить! — говорю, как только официант отходит от стола, и… тут же понимаю, что перегнула палку, потому что лицо Мирона темнеет. Все-таки я его прошибла.

Может, и не стоило говорить такие вещи! Покушение не шутка! И я в этом плане сочувствую Мирону, но, черт побери, как же я зла! Настолько, что официант, как-то странно крадучись и оглядываясь, подходит к нашему столику и интересуется:

— У вас всё в порядке? Вас не устраивает какое-то блюдо и надо заменить? Если что-то холодное, можем подогреть… Если…

— Если ты не свалишь отсюда сейчас же, я тебя самого подогрею.

Удивительным образом Мирон сказал эту фразу практически не расцепляя челюсти. Проскрежетал рычащим утробным басом, от которого я сначала задрожала, а потом взбесилась. Что за отношение к обслуживающему персоналу! Нашелся тут! Барин!

— Извините, пожалуйста, моего спутника, — говорю бедняге, сбледнувшему с лица, елейным голоском, — у него, знаете ли, проблема. У него, — понижаю голос, заставляя официанта склониться ко мне и подставить ухо, — но голос я не понижаю, заявляю громко, чтобы все услышали: — У него синдром Туретта.

Непонимающие лица мужчин, да и всех окружающих, никак меня не смущают. Разве что убийственный взгляд Бирюкова обещает расправу. Пф! Глядите, какой грозный. Что ты сделаешь беременной женщине?

— Не слушайте ее, принесите счет, — Мирон явно хочет прекратить цирк, но кто ж его так просто отпустит?

— Зачем же счет? Я думаю, у нас тут толерантное общество, — оглядываю присутствующих, оказавшись в центре внимания, — ну, покричишь, поматеришься немного, да ничего, это же болезнь, ты не виноват. Никто осуждать не будет.

Не успеваю договорить, как Мирон резко вскакивает на ноги. Даже стол качается, и официанту приходится его удержать. А сделав это, он тут же отступает назад, чтобы сбежать. Я, если честно, начинаю бояться. Знаю, переборщила, но ничего не могу с собой поделать!