– Выньте одежду.
Мартынов вынул на пол брюки, пиджаки, сорочки, куртки.
– Отодвиньте стенку.
Мартынов отодвинул.
Там был схрон. Пачки денег плотно лежали у стены.
У дома на Дорогомиловской заставе шел бой.
Муравьев выбросил в окно третью гранату.
– Приказано брать его живым, товарищ Тыльнер.
– Знаю. Вот что огонь по окнам из всех стволов. Прикрой меня.
Чекисты открыли огонь из карабинов и пистолетов.
Летели куски стены, вылетали со звоном стекла.
Тыльнер, пригнувшись, побежал к дому, прижался спиной к стене.
Махнул рукой.
Огонь прекратился.
Он заглянул в окно.
В комнате, посеченной пулями, у печки-голландки с отбитым кафелем сидел человек и набивал барабан нагана, рядом лежала граната «мильс».
Тыльнер подтянулся за подоконник и прыгнул в комнату.
– Все, Муравьев. Руки в гору!
Муравьев захлопнул недозаряженный барабан.
Но Тыльнер выстрелил первым.
Наган выпал из раненой руки.
Муравьев потянулся к гранате.
Тыльнер поднял ее, сунул в карман.
– Все, брат, отбегался.
Не поворачиваясь спиной к раненому и не опуская оружие, он подошел и крикнул:
– Давай сюда!
Весна в Москве
Леонидова никто не встречал.
Он сам попросил об этом.
Олег вышел из больницы.
Сел в трамвай.
И повез его двухцветный вагон через московскую весну.
Мимо особняков, прудов, на которым поломался лед. Мимо почерневших во дворе сугробов, деревьев, приготовившихся зазеленеть.
На Страстной он вылез из трамвая. Перешел на Тверскую, вошел в Гнездниковский.
От открыл дверь квартиры, и на грудь ему прыгнула огненно-рыжая кошка.
– Нюшенька, милая.
Леонидов погладил ее, положил на постель.
Пошел на кухню, разжег примус.
Он вернулся в комнату с чашкой кофе.
Нюша радостно каталась по кровати.
Он подошел к окну.
Над городом вставала стена весны, и это было похоже на предчувствие счастья.
МХТ
И упал тяжелый занавес, на котором среди складок лежала стремительная чайка.
Зал выдержал паузу и взорвался аплодисментами.
Занавес поднялся.
Счастливые актеры вышли на поклон.
Им кидали цветы, букеты клали прямо на сцену.
Выросли на ней несколько корзин.
– Лескова! Браво! Лескова! Бис!
Татьяна вышла и низко поклонилась.
Занавес опустился.
Но зал снова потребовал актеров и аплодировал громко и долго.
Олег Леонидов поднялся к артистическим уборным.
Мимо него бежали гримеры, костюмеры, помрежи, еще какие-то театральные люди.
Он сел на маленький диванчик напротив Татьяниной гримуборной.
В конце коридора послышались громкие голоса.
Татьяна, окруженная актерами, шла как императрица со свитой.
Цветы. Цветы.
Радость. Поздравления.
– Ты посмотри, – сказал Михаил Романович, – что делает на этом пуфике Леонидов?
Олег встал.
– Жду премьершу, чтобы поздравить.
– А где цветы, шампанское? – ехидно спросил «благородный отец».
– Все на месте, – засмеялся Олег, – Танюша, ты играла необыкновенно.
В гримуборной стояла корзина цветов, на столике стояли бутылка шампанского и бокалы.
– Вот это дело, – Михаил Романович бросился открывать бутылки.
– Это тебе самый главный цветок.
Олег протянул Татьяне темно-синюю бархатную коробочку.
Она открыла ее.
Маленькая серебряная роза переливалась на синем бархате.