Потом я расшифровала шифр. Она и есть ключ. Всё оказалось очень просто! Ключ – Сильвия.
Я сразу это прочла: первая строчка значит – «в конце песни». Я продолжила:
Получилось «у солнца церкви». Но потом была третья строчка:
Тут получилась какая-то бессмыслица!
Я перепроверила несколько раз, но это не помогало. Должно быть, последняя строчка была зашифрована несколькими шифрами.
«В конце песни», «У солнца церкви»… Может быть, Аксель имел в виду песню Сильвии? По крайней мере, церковь – отчетливая подсказка. Я покончила с шифром как раз тогда, когда Орест справился с приготовлением еды.
– Станция, дуб, мост, церковь, – перечислила я Оресту, помогая ему накрыть на стол.
– Он выбирал такие места, которые мало изменяются со временем, – ответил Орест. – Надеялся, что они сохранятся на долгие годы.
Я задумалась, какое место выбрала бы для тайника я, чтобы сохранить загадку на сто лет вперед.
– Спортивный зал в школе, – предложил Орест. – Там в ближайшие сто лет ничего не изменится, уверяю тебя!
– Да ну! – отмахнулась я и подумала о нашем доме, в котором прожила всю свою жизнь. Останется ли он на прежнем месте через сто лет? И кто будет в нем жить?
Орест сел за стол, не снимая передника, и мы принялись есть бутерброды с арахисовой пастой и бананами, заедая их жареной брокколи. Самый странный завтрак в моей жизни! Но и самый вкусный.
Было еще так рано, что из комнаты Моны и Электры не доносилось ни звука.
Тонкие белые руки Ореста по-прежнему торчали из рукавов, пока мы ели. Я покосилась на них.
На его левой руке, на внутренней стороне, ближе к локтю, я увидела это.
Там у него темнели родимые пятна – много маленьких темных точек на белой, как мел, коже. Расположенные очень близко друг к другу, они образовывали полоски. А из полосок складывался знак. Он выглядел как стрела – вернее, стрелка, указывающая вверх, в сторону плеча. Стрелку перечеркивала маленькая черточка – крест-накрест. Знак чернел на руке Ореста как татуировка.
Этот знак я видела раньше. Много-много раз.
Знак Оракула.
29
Сама не знаю, как я вернулась домой от Ореста. Даже не припомню, что я ему сказала. Наверное, что у меня болит живот, – раз я оставила всю грязную посуду и просто встала и пошла. Или что меня тошнит…
Помню, папа что-то крикнул мне вслед из гостиной, а я взбежала вверх по лестнице, зашла в свою комнату и кинулась на постель. Но потом меня реально затошнило, и я бросилась в туалет. Долго сидела на полу, пытаясь унять стук в голове. Но вырвать меня так и не вырвало.
Я пыталась не думать об Оракуле – с тех пор как это произошло. Никогда больше не думать об этом. Но теперь мне придется объяснить вам всё – то, о чём мне хотелось бы говорить меньше всего на свете. Почему мама не разрешает мне завести собственный компьютер, планшет или даже обычный мобильник. Почему мама следит за каждым моим шагом… И почему у нее есть на это очень веские причины.
ИНЦИДЕНТ С ИНТЕРНЕТОМ
23 сентября (прошлого года)
Когда я вернулась из школы 23 сентября прошлого года, возле нашего дома стояла полицейская машина. Я сразу же подумала: папа умер, у него остановилось сердце. Хотя почему приехала именно полиция, если папа умер, – об этом я тогда как-то не подумала. Внутри у меня всё похолодело, заходить в дом не хотелось, так что я развернулась и пошла обратно к школе и еще подумала: если кто-нибудь спросит, что я здесь делаю, навру, что что-то потеряла. Я просто ходила кругами вокруг школы. В конце концов мне всё же пришлось вернуться домой, но тогда полицейская машина уже уехала.