– Я помню. Он сказал, что нациям выставлен ультиматум: признайте наше господство добровольно, в противном случае неизбежна война… Их господство мы никогда и ни что не признаем.
Филин вздохнул, посмотрел на голубое совсем мирное небо.
– Вот такая оперативная обстановка сейчас. А Зоря… Он был и мне симпатичен, как и тебе, но его смерть сейчас – не только человеческая трагедия, но и политическое событие. С ее помощью пытаются нанести удар по всему процессу. И давай не забывать то, что я тебе сказал с самого начала – наша война продолжается. И становится все ожесточеннее. А где война, там и жертвы. В том числе и случайные… Филин помолчал и продолжил:
– Зоря мог просто не выдержать напряжения. Он ведь работал при Польском комитете национального освобождения во время Варшавского восстания, которое гитлеровцы разгромили. И многие поляки до сих пор упрекают нас в том, что мы им не помогли. Хотя вовсе не посчитали нужным советоваться с нами, когда начинали свое выступление. Да и не было у нас тогда возможности помочь им быстро, только ценой жизней наших измученных солдат… Их бы там пало бессчетно. Но у поляков свои расчеты…
Навстречу им мчался, крутя педали изо всех сил и самозабвенно звоня в звонок, вихрастый мальчишка на велосипеде. Филин сделал шаг в сторону и пропустил его. Потом долго смотрел вслед.
– Зоря тогда не выдержал, у него было такое сильное психологическое потрясение, что он ушел в отставку. Год нигде не работал – лечился, приходил в себя… Направляя в Нюрнберг, думали, что все уже позади, все-таки совсем еще молодой мужик, сорока нет. Но кто его знает, что у него в Нюрнберге стряслось с психикой? Он был человек совестливый, попав случайно в какую-нибудь сложную ситуацию, мог и свести счеты с жизнью… А там кто его знает…
Опять за их спинами отчаянно зазвонил велосипедный звонок – вихрастый гонщик мчался обратно все с той же счастливой улыбкой.
«Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы, как единственно полноценная нация, должны господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит господина Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны господствовать над остальными нациями мира.
По сути дела господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война.
Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство Гитлеров господством Черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство».