– Тогда почему ей позволяют надевать эту жуткую маску? – сказала она. – Что это было? Свиная голова или что-то в этом роде?

– Отведи ее в постель, Джон, – сказал Отец. – А после Загона я отвезу вас на вокзал.

Он взял еще одно полено и бросил в огонь. Оно будет гореть всю ночь, и Дьявол не проснется.

Сколько бы вина и пива ни выпили в День Дьявола, на следующее утро все встают рано – предстоит Загон. Дело не в том, что овец нельзя пригнать в ферму позже, а в том, что никто не хочет, чтобы Дьявол оставался в доме дольше, чем это необходимо. И чем быстрее стадо окажется в овчарне, тем раньше мы сможем растрясти спящего Окаянного и отправить его обратно в пустоши. А когда он уберется восвояси, мы забудем о нем и укроемся в долине на зиму.

Когда Отец остановил свой «Ленд Ровер» в самом низу Фиенсдейльского ущелья, Дайеры и Бисли уже были на месте и ждали нас. Джеффа по-прежнему было не видать.

– Стало быть, все врут про фальшивые монеты?[38]– сказал Отец.

– Нам сегодня пригодились бы лишние руки, – сказал я.

– Управимся и без него, – ответил Отец. – Привыкли уже.

Он вылез из машины, закурил и направился к Биллу.

Кэт уставилась на бурые разводы на лобовом стекле, оставленные щетками.

– Так ты идешь? – позвал я.

– Я не могу, – ответила Кэт.

– Ты же поехала с нами.

– Только потому, что не хотела оставаться одна на ферме.

– Но здесь ты тоже будешь одна, если останешься сидеть в машине.

– Пожалуйста, не заставляй меня идти к ним, – сказала она. – Только не сегодня. Я видеть не могу Грейс.

– В доме вчера было очень жарко, – сказал я. – Ты просто устала, вот и все.

– Я видела мерзость, я это точно знаю, – сказала она.

Она прикрыла глаза тыльной стороной руки.

– Ночью, когда я лежала, – сказала она, – беби начал шевелиться.

– Так это же хорошо, – сказал я.

– Нет, – ответила она, – это совсем не хорошо. Анжела права: слишком рано. Я не должна еще его чувствовать.

– У всех по-разному, – возразил я.

– Это было так жутко, – продолжала она. – Он там ползал, Джон. Как паук или что-то такое.

– Мне кажется, так и должно быть поначалу. Разве нет? – предположил я.

– Это все Грейс, – вырвалось у Кэт. – Она что-то сделала с ним, когда притрагивалась ко мне вчера.

– Ну как она могла? – возразил я. – Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, – отозвалась Кэт, гладя рукой по животу. – Как будто она разбудила его слишком рано. И теперь из-за него я больна.

– Ты не больна, – сказал я.

– Тогда как ты объяснишь то, что я видела вчера? – упорствовала она.

– Если ты беспокоишься, можем днем поехать в Клисроу к врачу, – предложил я.

– Я хочу показаться своему врачу, – сказала Кэт.

Закончив говорить с Биллом, Отец махнул нам, показывая, что пора выходить из машины.

– Мы должны идти, – сказал я.

– Если уж идти, то я пойду с тобой, – сказала Кэт.

– Тогда надень шарф, – сказал я.

– Когда все будет сделано, мы ведь поедем домой, правда? – спросила она.

Отец забарабанил по стеклу.

– Давайте, – услышал я его голос, – и так поздно начинаем.

Все смотрели на Кэт. Грейс явилась в плотной шерстяной шапке, которую она натянула почти на глаза, и направилась к реке кидать камешки. Чистый спектакль, естественно. Хочет убедиться, что Кэт чувствует себя виноватой. Ничего, переживет. Ленни Штурзакер пучками вырывал волосы у меня из головы много раз, так что по опыту я знал, что в том месте, где Кэт дернула, больно будет всего лишь пару дней.