— Они самые, мистер Ларсен. Сейчас они уже ничего не стоят. Но я благодарна вам. Когда-то я носила их.

Труит узнал об этой истории от миссис Ларсен, еще до темноты, но подробностями не поинтересовался. Он не видел украшений, которые Кэтрин привезла с собой. Женские штучки, рубины или стекло — какая разница?

В городе одна вдова приняла стрихнин. Яд отравил ей кровь, она лежала на кухонном полу, из ее рта выливалась желчь. На столе остывал пирог. Молодой человек бросил в колодец свою единственную дочь. Она тонула, а он курил сигарету. Такое случалось.

Ральф игнорировал и похороны, и суды. Не мог находиться в толпе. Не переносил, когда на него смотрели. Ему казалось, что зима никогда не кончится; в офисе не мог дождаться конца работы. Чувствовал, что сойдет с ума, пока не усядется за длинный стол и не услышит успокаивающий голос молодой жены.

Каждая смерть была для него смертью Антонио. Каждое преступление он воспринимал как исчезновение своего мальчика. Днем он плакал. Плакал, пока долгой дорогой возвращался домой. Плакал каждое утро при пробуждении. И только Кэтрин смягчала его горе.

«Такое случается», — думал Ральф по пути с работы. Слезы туманили его глаза. Зимы были долгими, жизнь трудной, дети умирали, религия была ужасной, и он плакал по печальным людям и по Антонио. Ему казалось, что это он утопил своего ребенка в колодце. Он плакал, потому что не было суда, не было возмездия, не было никого, кто защитил бы или спас мальчика от отцовского гнева. Ральф не получил по заслугам; Антонио убежал и затерялся в жестоком мире, в то время как его отец ехал домой в своей чистой одежде, где его травила красивая жена.

И Ральф плакал.

Посреди ночи Кэтрин встала и поменяла белье. Летали руки, летали простыни над кроватью, словно большие птицы. Ее ладони разгладили простыни, засунули в свежие наволочки подушки, она взбила их и вернула на большую кровать.

Затем надела свежую ночную рубашку и улеглась. Миссис Ларсен обнаружит испачканные простыни в корзине для белья. Кэтрин похлопала по кровати, Ральф опустился рядом и взглянул на ее спокойное лицо. Она смотрела в пространство. Он так любил ее.

Сердце сильно стучало. Ральф сунул руку ей под рубашку и погладил бедро.

— Я знаю, что ты делаешь. Знаю, что со мной происходит.

— Я…

— Ничего не говори. Молчи. Мы никогда не будем это обсуждать. Я просто хотел сказать тебе: все нормально. Я не против. Я прощаю тебя.

Руки Кэтрин застыли. Глаза в лунном свете широко распахнулись.

— Я не понимаю, о чем ты, — прошептала она.

— Когда мне станет хуже, пожалуйста, не тяни. Я ждал так долго, чтобы увидеть конец истории. И все закончилось хорошо. Только я не хочу страдать. Пусть все произойдет быстро.

— Ты устал. Спи. Я не понимаю тебя. Я тоже не хочу, чтобы ты страдал.

Ральф чувствовал, как кровь пульсирует в вене ее ноги. Ее глаза быстро от него отвернулись и обратились к окну. Его глаза она прикрыла ладонью. Держала прохладную руку у него на веках. Дышала в ухо. Так мать успокаивает ребенка, испугавшегося дурного сна.

— Я никогда не затрону эту тему. Ты свободна.