Назад уже не повернуть. К тому же куда ей возвращаться? В тот экипаж к матери, в летнюю грозу с кадетами? К маленькой милой сестре? К тем дням, когда ничего еще не произошло?

Кэтрин закрыла шкаф, тщательно вымылась водой из железного кувшина и выкинула все мысли из головы. Она избавилась от запаха секса и ни о чем не жалела.

Облачившись в костюм порядочной женщины, она без страха отправилась по темным улицам той части Сент-Луиса, куда никто не ходил без необходимости. В отеле «Плантерс» Кэтрин забылась крепким сном невинной девушки; пение птички поднимало ее к ангелам.

Она не могла остановиться. Свобода стала для нее чем-то вроде наркотика. Кэтрин написала Труиту и сообщила, что прогресс налицо, хотя и медленный. Пообещала, что Энди — так она называла в своих письмах любовника — приедет домой.

Каждый день она навещала Антонио. И уже не боялась Фиска и Мэллоя, с которыми теперь не виделась. Кэтрин предполагала, что они притаились, но зашла слишком далеко, чтобы об этом беспокоиться.

Любовники занимались сексом — иногда яростные десять минут, иногда до тех пор, пока темнота не сменялась светом, а затем опять темнотой. Потом она вынимала из шкафа платье, и они гуляли. Ели устрицы, пили шампанское.

Когда Антонио забывал о своей ненависти к Труиту, он был по-детски очарователен. С ним она снова чувствовала себя девочкой. Все для нее было свежо и возможно. Снова и снова он рассказывал о своих путешествиях, о смешных привычках людей, которые ему встречались. Все это выглядело невинно — бесконечные приключения мальчишки, который так и не повзрослел. Его смех был, точно чистая вода, сверкающая на солнце, сбегающая со скал в весеннем лесу.

Тони заставлял ее смеяться. С Труитом она никогда не смеялась. Тот был разносторонним и хорошим человеком, но с ним Кэтрин не было весело.

Иногда по ночам, когда с Тони слетала бравада и он лежал обнаженный, тонкий и уязвимый в ее объятиях, он признавался, что на самом деле одинок, ему приходится бороться за каждый доллар. У него нет ни матери, ни отца, ни дома, в который можно было бы прийти. Но когда он сидел за столом с устрицами и шампанским, жизнь его, казалось, была наполнена светом и чистыми простынями.

Кэтрин верила, когда Тони говорил о ее красоте, о том, что она никогда ему не надоедает.

Она наведывалась в пивные бары, где он играл на фортепьяно. Флиртовала с другими у него на глазах, зная, что он ничего не может поделать. Иногда из-за нее вспыхивали драки. Принаряженные рабочие, разъярившись, боролись друг с другом, а она даже не привставала из-за стола.

Потом они отправлялись в притоны, где китаянки раздевали их, обертывали в шелк, массировали обнаженные тела теплыми душистыми маслами и давали им шарики опиума, черные, эластичные, точно резина. Домой они возвращались на рассвете, Кэтрин переодевалась в ту одежду, в которой приходила к нему, и возвращалась в отель «Плантерс». Иногда ей не удавалось попасть ключом в замок, и сонный портье ей помогал. Спала она мало, несколько часов между рассветом и полуднем, и просыпалась под птичье пение.