В армию? Вот о ней Лина даже ни разу не вспомнила. А призыв же… уже осенью. И если Севу заберут? А она? Как она будет жить? На что? Ей тоже придётся отчисляться и устраиваться на работу? А когда ребёнок родится, она же уже не сможет…
– Линочка, – долетело до неё сквозь безумную пляску мыслей. – Чаю не хочешь? – Лина очнулась и сразу наткнулась на многозначительный взгляд Светланы Витальевны. – Пойдём, – добавила та негромко и достаточно мягко, но пряталось за этой мягкостью что-то неудобно-твёрдое, которое трудно проигнорировать.
Севины родители ничуть не походили на тех, что достались Лине. Вообще ничуть. Не только тем, что были обеспечены, имели каждый по машине, прилично одевались, поддерживали в доме порядок и вообще выглядели благополучными почти до идеальности. Они никогда не истерили, не заискивали друг перед другом, не скандалили и уж точно не напивались до абсолютно свинского вида. Они всегда оставались спокойными и уверенными в себе и даже казались непрошибаемыми. Особенно Севина мама.
Как будто она всегда знала, что надо делать и как себя вести. И Лина прекрасно понимала, что с ней лучше не ссориться, если не хочешь, чтобы жизнь превратилась в ещё больший ад, причём внешне такой идеально чистенький, без грязи, бурных разбирательств, битья посуды и драк, но изящно-продуманный и неоспоримо действенный.
Лина даже спокойно выдержала, когда Севина мать отвела её к своему гинекологу, свозила на УЗИ. Понятно, что всё это было не столько в целях заботы о здоровье – её и будущего ребёнка – сколько для того, чтобы удостовериться: Лина реально беременна, не обманывает, не притворяется. Но она ведь реально не обманывала, не притворялась, а потому ничуть не боялась.
Когда оказались на кухне, Светлана Витальевна действительно налила им обеим чай, поставила чашки, присела на стул, рядом с Линой, посмотрела в глаза и, качнув головой, произнесла без лишних вступлений:
– Вот что, дорогая. Раз попала в нашу семью и желаешь в ней остаться, а именно ради этого, думаю, всё и затевалось, значит, сделаешь всё, чтобы мой сын был счастлив. Сейчас, как я понимаю, этого и близко нет, раз он предпочёл армию спокойной семейной жизни. К тому же, пока он будет служить, а, скорее всего, его действительно призовут, ты останешься одна. А ребёнок ведь где-то во второй половине зимы родится, да? И, думаю, ты хорошо представляешь, что такое младенец. Поэтому предпочтёшь, чтобы мы тебе помогали.
Лина не стала отвечать. Аккуратно подхватила чашку, отпила чай, чтобы спрятать дрогнувшие губы. Ну и чтобы не сказать ничего лишнего. А хотелось. Хотелось даже крикнуть, что не надо с ней так. Какое они имеют право? Считают, что, если богатые, если у них всё есть, а у Лины почти ничего, можно с ней разговаривать, как… как с бедной родственницей, жалкой содержанкой.
– Не думай, что я желаю тебя унизить или обидеть, – продолжила Севина мать. – Зачем? Просто считаю, что сейчас не время для околичностей, намёков и недомолвок. Потому что это не кино, не игра, а реальная жизнь. Ваше будущее. Моего сына, моего внука. Ну или внучки. И твоё тоже. А ты девочка неглупая, однозначно. И против тебя я ничего не имею, иначе эта свадьба вообще бы не состоялась. Но, – она сделала красноречивую паузу, – давай ты тоже честно расскажешь, откуда на самом деле, кто твои родители, и как всё вышло. И без театральных эффектов. Хорошо? Душещипательными история меня не удивишь. Я по образованию психолог, и у нас практика была в детском доме. Да и сама я тоже не из семьи потомственных аристократов. Мы с мужем, как и большинство, практически с нуля начинали. Не вижу в этом ничего трагического и ужасного. Ну так как? Будем налаживать отношения? Или у тебя какие-то другие планы?