— Обработайте их хорошенько. Похвально, Дженкинсон. Прими мои поздравления. И Рейнеке передай.

— Передам. Он пока что прикладывает лед ко лбу. Один из троих сильно заехал ему локтем. Если бы не двое патрульных, помогавших при задержании, не обошлось бы без крови. — Он пожал плечами. — Та еще работенка!

— Это точно.

— Я насчет погибших братьев. Завтра прощальная служба.

— Сходи, заодно передохнешь. Это тоже часть нашей работы.

— Очень тебе признателен, Даллас.

Ева ускорила шаг, поманив за собой Пибоди.

— Я слыхала, они сцапали троицу, убившую мальчишек, — сказала та на бегу.

— Да, взяли с поличным.

На пути к лифту им встретилась женщина — усталая, как будто заблудившаяся. Взглянув на ее обувь, Ева предположила, что она уборщица или больничная медсестра, вынужденная проводить почти весь день на ногах.

— Простите, я ищу, — у нее дрожал подбородок, в глазах стояли слезы, — отдел расследования убийств, детективов Дженкинсона или Риника.

— Рейнеке, — поправила ее Ева. — Прямо и налево.

— Спасибо. — Она потащилась дальше, шагая с большим трудом, как будто ее придавливала неподъемная тяжесть.

Ева отвернулась и втиснулась в плотно забитый лифт.

— Видала? — спросила Пибоди. — Жалко человека! Видно, что она трудяга. Грамотная, вежливая речь. Из сил выбивается, растит двух внуков, поставив на ноги сына. А они вдруг выкидывают коленце: убивают сына другой матери ради игрушки и теперь проведут всю жизнь или большую ее часть в клетке.

— Спрашиваешь, как такое происходит? — хмуро бросила Ева. — Очень просто: некоторым нравится убивать. Иногда правильным оказывается самое простое объяснение.

— Наверное, — пробормотала Пибоди.

Еве собственное объяснение нравилось не больше, чем Пибоди. Мучаясь в лифте до самого гаража, она вспоминала затравленный взгляд несчастной бабушки убийц.

Посещение инструктора-криминалиста оказалось холостым выстрелом, и 20-минутный разговор с ним и со студенткой-старшекурсницей, которую он как раз оприходовал, когда они явились, привел Еву в сильное раздражение. Она с удовольствием наградила бы обоих полновесными пинками.

— Бывает, — сказала Пибоди, покидая вместе с ней запущенный таунхаус, где обитал Милтон Уэпп, любитель затаскивать в постель студенток и сочинитель книги, которую заранее мнил шедевром столетия. — Каков наглец! Надо же было додуматься: предложил нам составить компанию ему и его тощей брюнетке! Ты согласна, что секс стимулирует критическое мышление?

— Я согласна, что он наглец. И что тощая студентка — его алиби на вчерашний вечер. А вот без пяти минут выпускницу философского факультета, якобы охотно участвующую в сексе втроем, стоит проверить.

— И все это при том, что сам он — форменный урод!

— Что не обязательно мешает ему работать пневмомолотом в койке. Главное в другом: при ближайшем рассмотрении он подлежит отсеву. Помешан на сексе, а не на убийствах. Ищет секса под любым половиком и при этом воображает себя интеллектуалом и экспертом по вопросам преступности.

— А как тебе его главная фишка: что центральный персонаж его книги века списан с тебя?